ГЛАВА II

Этатизация бурятской этничности в теории и практике национально-государственного строительства

Бурятские коммунисты и этничность

Отношение к национальной автономии

Еще одно направление в национально-автономистском движении бурят представляли бурятские большевики. Начиная с октябрьского переворота, влияние коммунистов на политическую жизнь в России постоянно росло. В Бурятии в 1917 г. оно было очень незначительным, но по мере укрепления политического положения большевиков их контроль над национальным движением бурят неуклонно возрастал.

Обретение лидирующего положения в обществе подталкивало бурятских коммунистов к разработке собственной концепции этнонационального развития бурятского народа. С самого начала эта концепция содержала в себе серьезные противоречия, преодолеть которые самостоятельно, без вмешательства высших партийных органов, ее создатели фактически не смогли.

Уже через неделю после падения временного правительства появился первый законодательный акт, специально касавшийся национального вопроса - "Декларация прав народов России", в которой объявлялись основные принципы национальной политики Советского государства: "1) Равенство и суверенность народов России. 2) Право народов России на свободное самоопределение вплоть до полного отделения и образования самостоятельного государства... 4) Свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России" [Революция: 1921, с. 3-4].

Однако приверженцы коммунистических идей, принимавшие активное участие в создании в 1917-1918 гг. органов советской власти в Забайкалье и Иркутской губернии, отрицательно относились к бурятскому национальному самоуправлению8. В то же время большевистское руководство понимало, что укрепление положения коммунистической партии во многом зависело от того, насколько лояльно будут относиться к их политике влиятельные среди своего народа органы национального самоуправления. Поэтому Исполнительный комитет Забайкальского областного совета решением от 3 июля 1918 г. постановил "признать органы управления и суда бурят-монголов в сомонах, хошунах и аймаках и области - Центральный Бурятский национальный комитет - публично-правовыми учреждениями советской власти... и действующими на территории бурят-монголов автономно" [Жабаева, 2001, с. 118].

Негативное отношение Советов к бурятскому самоуправлению не было недоразумением и обуславливалось, по крайней мере, двумя обстоятельствами. Во-первых, сторонники советской власти, исходя из классовых позиций, расценивали аймачные учреждения бурят как "национальные органы буржуазии" [Хаптаев, 1964, с. 153], которые стремятся "отвлечь трудящихся бурят-монголов от общей революционной борьбы" [Кузнецов, 1933, с. 15]. "Советская власть может и должна не доверять существующим бурятским национальным организациям, - говорил один из лидеров Центросибири П.Ф. Парняков, - потому, что они построены не на советском принципе, а являются представительством цензовых элементов бурятского населения:" [Демидов, 1981, с. 31].

Во-вторых, этому способствовала позиция бурятских большевиков, которые в то время отрицали необходимость предоставления бурятам самоуправления в какой-либо форме. Их мнение было определяющим и не могло не учитываться съездами советов, в работе которых большевики занимали лидирующее положение.

Убежденность большевиков в том, что нет необходимости для бурят в собственной автономии, не раз высказывалась их лидерами. Об этом говорила М.М. Сахьянова на губернском съезде иркутских бурят в апреле 1918 г.; эта идея была основным содержанием тезисов, принятых бурсекцией Иркутского губкома РКП(б) в феврале 1920 г.; такая же позиция была отражена в докладе В.И. Трубачеева на губернском съезде иркутских бурят в октябре 1920 г.

На съезде 1918 г. бурятские большевики требовали от иркутских бурят безоговорочного признания советской власти и полного одобрения внутренней и внешней политики советского правительства. В своем выступлении М.М. Сахьянова говорила: "...Бурятский народ... не может отгородиться своими национальными организациями от общего хода революции и зажить своеобразной монголо-бурятской жизнью, а должен встать в ряды рабочих и крестьян и вместе с ними строить жизнь на началах революционного социализма" [История: 1959, с. 52].

В вышеупомянутых тезисах Бурсекции, отрицавших необходимость автономии иркутских бурят, утверждалось, что "стремление мелкобуржуазной, националистически настроенной бурятской интеллигенции национализировать школу и вообще возродить и развить бурятскую культуру объективно обречены на неудачу. Трудящиеся и эксплуатируемые массы бурятского населения Иркутской губернии для осуществления своих реальных интересов и чаяний не нуждаются в национальной автономии в какой бы то ни было форме" [История: 1959, с. 154].

В октябре 1920 г. на съезде иркутских бурят В.И. Трубачеев заявил: "... при Советской власти (!) требования автономии в какой бы то ни было форме со стороны бурятского народа... являются вредным домогательством" [Бартанова, 1964, с. 47-48].

Чем обосновывали бурятские большевики ненужность и даже вредность создания автономии для бурят? Найти ответ на этот вопрос можно у М.М. Сахьяновой. В своих публичных выступлениях и газетных статьях она достаточно подробно объяснила точку зрения большевиков по этой проблеме.

М.М. Сахьянова считала, что буряты, получив культурно-национальную либо территориальную автономию, не сумеют сохранить свои культурные ценности и развивать их дальше. Это она обосновывала тем, что "буряты, как производительно-потребительная единица, вовлечены в общую хозяйственную жизнь России обменом", "территориально и экономически тесно связанные с другой нацией с высокой культурой, ежедневно теряют слой за слоем самобытные национальные краски" [Национальное движение... 1994, с. 121]. Кроме того, "...есть еще другие факты, способствующие быстрой ассимиляции, - считала М.М. Сахьянова, - именно: малочисленность, территориальное смешение, отсутствие национальной культуры, которая задерживает до некоторой степени нивелировку национальностей" [Там же].

Примерно той же точки зрения придерживался и В.И. Трубачеев, который в 1920 г., выражая мнение бурятской секции большевиков, утверждал, что "иркутские буряты в хозяйственном и культурно-бытовом отношении не отличаются от окружающего русского населения, тогда как забайкальские буряты, ведущие кочевой образ жизни, отстали в своем развитии" [Жабаева, 2001, с. 160]. Смысл данного заявления заключается, по-видимому, в том, что иркутским бурятам автономия не нужна, потому что у них нет никакой национальной специфики, а у забайкальских бурят она, вследствие их культурно-экономической отсталости, будет являться преградой для их успешного развития.

Таким образом, основная причина отрицания коммунистами бурятской автономии заключалась в том, что, по их мнению, в бурятском обществе "отсутствуют объективные предпосылки, дающие бурятам возможность сохраниться и развиваться как особой единой нации" [Бартанова, 1964, с. 47-48].

В исторической литературе до сих пор принято оценивать такую позицию бурятских большевиков как "ошибку", носящую характер некоего случайного недоразумения, которое впоследствии они исправили [См., например: Бартанова, 1964, с. 47; Батуев, 1992, с. 9; Елаев, 2000, с. 124; Жабаева, 2001, с. 159-160]. Однако факты свидетельствуют о том, что отрицательное отношение к идее бурятской автономии носило принципиальный характер и являлось их глубоким убеждением.

Действительно, с момента своего возникновения в начале 1918 г. бурятская группа большевиков ставила своей задачей: "а) собирание революционных сил народа, б) установление советской власти в Бурятии, в) разоблачение контрреволюционной деятельности националистов... Они призывали трудящихся бурят объединиться вокруг советской власти, критиковали политику Бурнацкома, имевшую цель обособить бурят..." [История: 1959, с. 52]. Те же задачи (усиление большевистского влияния среди бурятского населения [Шулунов, 1972, с. 49]) ставила перед собой и бурятская секция РКП(б), образованная в ноябре 1919 г.

Как видно, достижение автономии в цели и задачи бурятских большевистских организаций на протяжении 1918-1920гг. не входило. Напротив, вся их политика была направлена на построение единой системы органов советской власти интернационального характера.

Как отмечает А.А. Елаев, "бурсекция полагала возможным ограничить решение национального вопроса в Иркутской губернии укреплением аймаков и хошунов" [Елаев, 2000, с.146]. По словам В.А. Демидова, она "заняла интернационалистскую позицию, призывала бурятских трудящихся к тесному союзу с русским рабочим классом и крестьянством, вела решительную борьбу за укрепление органов Советской власти в бурятских районах... выступая против аймачной автономии, основанной на принципах национально-территориального обособления" [Демидов, 1981, с. 54]. "Группа бурятских коммунистов, - пишет Л.Б. Жабаева, - пропагандировала идеи советской власти среди бурят, стремилась создать в бурятских улусах советы и вовлечь их в общую структуру органов советской власти, активно выступая против политики Бурнацкома" [Жабаева, 2001, с. 110].

Так, М.М. Сахьянова утверждала, что "...бурятская беднота... должна образовать на местах советы по типу крестьянских советов и в противовес стремлениям кулачества создавать национальные органы власти, образовывать смешанные уездные, губернские Советы рабочих, крестьянских и бурятских депутатов" [Национальное движение... 1994, с. 128]. "Нужно разогнать кулацкие и купеческие земства и создать Советы депутатов бурятских крестьян, батраков и пастухов, которым должна принадлежать вся власть:" - призывала она в статье "Как бурятское кулачество устраивает свою автономию" [Там же].

Бурятские большевики видели свою главную задачу в том, чтобы "вовлечь в борьбу за советскую власть... бурятский народ" [Сахьянова, 1957, с. 33], чтобы распространить в нем "идеи пролетарского интернационализма, идеи классовой солидарности и единства действий бурятских трудящихся масс с русскими рабочими и крестьянами..." [Там же]. Принимая во внимание тот факт, что существовавшие к тому времени органы бурятского самоуправления находились под контролем националистов, коммунисты, естественно, расценивали автономию как преграду на пути решения поставленных задач.

Бурят-Монгольская автономная область РСФСР: концептуализация большевистского проекта нациестроительства

Изменение позиции бурятских большевиков в вопросе об автономии связано с принятием Политбюро ЦК РКП(б) постановления от 14 октября 1920 г.9 В нем признавалось "необходимым проведение в жизнь автономии в соответствующих конкретным условиям формах для тех восточных национальностей, которые не имеют еще автономных учреждений, в первую голову для калмыков и бурят-монголов..." [Образование: 1964, с. 43]. Бурсекция признала "постановление Центра делом первостепенной важности" и постановила "немедленно приступить к ...созданию благоприятных условий для осуществления его в жизнь в общебурятском масштабе" [Там же, с. 44-45]. С этого момента бурятские коммунисты активно приступают к организационной работе по созданию автономии для бурят Восточной Сибири.

С точки зрения данного исследования несомненный интерес представляет реакция бурятских коммунистов на решение высших партийных органов. 29 января 1921 г. состоялось собрание Бурсекции, на котором ее члены выработали новую политическую линию большевиков, исходя из требований октябрьского постановления ЦК РКП(б). Основные идеи, сформулированные бурятскими коммунистами, заключались в следующем.

Во-первых, решение судьбы бурятской автономии объявлялось "вопросом предрешенным (постановлением Политбюро ЦК РКП(б) от 14 октября 1920 г.)" [Образование: 1964, с. 44-45]. Это еще раз доказывает утверждение о том, что бурятские большевики были твердо убеждены в ненужности автономии: изменение их позиции обуславливалось совсем не тем, что они сами по-иному осмыслили этнополитическую ситуацию в регионе; они признали необходимость строительства автономии, просто следуя принципу партийной дисциплины.

Во-вторых, отмечалось, что "указанное постановление со стороны широких бурят-монгольских трудящихся масс, в большинстве своем националистически настроенных, может вызвать лишь сочувственное отношение и тем самым создать благоприятные условия для работы по пропаганде и укреплению среди них идей советской власти", и что "дело установления бурят-монгольской автономии диктуется главным образом соображениями международного характера" [Образование: 1964, с. 44-45].

Здесь, так же как и в решении президиума Иркутского губкома РКП(б) от 22 апреля 1921 г., в котором указывалось, что основной целью создания бурятской автономии является организационное овладение национально-автономистским движением бурят и его подчинение влиянию партии [Шулунов, 1972, с. 120], отчетливо видно стремление бурятских большевиков воспользоваться этнонациональными чувствами бурятского населения для достижения собственных политических целей. На этом же акцентирует внимание и А.А. Елаев: "Факт же "возможно сочувственного отношения к решению ЦК об автономии" важен для большевиков не с точки зрения благоприятных условий для строительства национальной автономии, - подчеркивает он, - а как "благоприятные объективные условия для работы по пропаганде и укреплению среди бурят идей Советской власти" [Елаев, 2000, с. 147]. В этом смысле коммунисты ничем не отличались от националистов: в действиях и тех, и других имплицитно был заложен инструменталистский подход к этничности, в контексте которого последняя рассматривается как одна из наиболее выгодных стратегий политической борьбы. С другой стороны, между ними были и различия: если для националистов этничность - это эссенциальная данность примордиального характера (именно так они ее конструируют), которой они, естественно, оперируют в социальной практике (инструментализм), то коммунисты, мыслившие и оперировавшие другими парадигмами иной политической культуры, используют конструкты примордиалистов как инструмент для достижения своих политических целей - власти. Именно с этих позиций в конце 1920 г. бурятские коммунисты приступили к строительству автономии для бурят Иркутской губернии10, которое завершилось проведением Учредительного съезда бурят-монголов Восточной Сибири (28 октября - 5 ноября 1921 г.).

Образованная Бурят-Монгольская автономная область РСФСР, так же как и БМАО ДВР, не была территориально целостной. На этом сходство двух бурятских автономий, пожалуй, заканчивалось. Территории аймаков, вошедших в состав БМАО РСФСР, были изменены "в смысле устранения чересполосицы путем причисления отдельных русских поселений, вкрапленных в сплошную территорию бурятского населения, к этим аймакам и, наоборот, причислением отдельных бурятских поселений, вкрапленных в сплошную массу русского населения, к административному делению этого последнего" [Бартанова, 1964, с. 53]. Таким образом, население бурятской автономии в РСФСР не являлось гомогенным в этническом отношении, собственно буряты составили в ней 70 % населения [данные взяты из: Елаев, 2000, с. 153-154].

Согласно принятому на Учредительном съезде положению, вся полнота власти в автономной области передавалась "съезду Советов автономной области и избранному им исполкому, коему присваиваются все права губернского исполнительного комитета" [Бартанова, 1964, с. 54]. На местах власть сосредотачивалась в аймачных и хошунных исполкомах, которые создавались "на очередных съездах депутатов данного аймака или хошуна на основании избирательных законов РСФСР" [Там же]. Причем из трех членов, составляющих исполком "двое... должны были быть обязательно коммунистами" [Образование... 1964, с. 23]. Как совершенно справедливо отмечает В.А. Демидов, "организация в улусах и хошунах Советов и включение их в общую систему Советской власти через уездные и губернские Советы в наибольшей степени отвечала задачам приобщения бурятских масс к советскому строительству, вела к разрушению национальных перегородок..." [Демидов, 1981, с. 31].

Создание подобной системы власти в БМАО РСФСР позволим себе охарактеризовать как административно-политическую ассимиляцию, подразумевая тот факт, что органы национального самоуправления бурят в условиях насаждения большевиками новой политической системы естественным образом инкорпорировались в общую структуру советской власти и, таким образом, представляли собой ничто иное, как ее низовые подразделения. В силу административно-политической зависимости органов бурятской автономии от вышестоящих инстанций первые всегда оставались в контексте политического курса, вырабатываемого последними. Это приводило к тому, что институт автономии не справлялся со своей главной задачей - защитой интересов бурятского этноса (впрочем, как мы помним, бурятские коммунисты, создавая автономию, и не задавались такой целью...).

Итак, можно говорить о том, что за период времени с 1918 по 1921 гг. бурятские коммунисты разработали собственную концепцию этнонационального развития бурят. В качестве важнейших пунктов этой концепции можно выделить следующие:

1. Решение национальных проблем народов России и в частности бурят немыслимо без уничтожения буржуазных порядков. Национальный вопрос может быть разрешен только в процессе углубления и развития революции. Так, в статье М.М. Сахьяновой "Национальный вопрос и революция" раскрывается классовый характер национального вопроса. Следуя постулатам марксизма, М.М. Сахьянова подчеркивает подчиненный характер национального вопроса вопросу социально-политическому. Она говорит о том, что "существует угнетение подчиненных национальностей властью господствующей нации, но это одно из проявлений классового угнетения нацией нации, и это угнетение исчезнет вместе с падением буржуазного строя" [Национальное движение... 1994, с. 128]. "Окончательное уничтожение национального гнета и неравенства возможно лишь при победе над капитализмом", - считали большевики [Ербанов, 1921, с. 4].

2. Бурятские коммунисты были убеждены в том, что "без установления советской власти немыслимо и невозможно уничтожение всех и всяких привилегий какой бы то ни было национальной группы и осуществления полного равноправия наций" [Ербанов, 1921, с. 4]. Как было показано выше, они активно пропагандировали идеи советской власти среди бурят, стремились создать в бурятских улусах советы и вовлечь их в общую структуру органов советской власти. "...Наша партия, - писал Шумяцкий, - разрешая национальный вопрос в России, одновременно провозгласила везде и всюду советскую форму государственности... Национальное и духовное развитие... всех живущих здесь народностей возможны лишь только при сохранении в этих странах порядков, установленных Великой Русской Революцией" [Шумяцкий, 1921, с. 9].

3. В соответствии со своими принципами бурятские большевики настаивали на том, чтобы советские органы власти создавались вне зависимости от национальной принадлежности. Возражая своим оппонентам, выступавшим за создание обособленных от других национальностей бурятских административных органов, они считали необходимым "образовывать смешанные уездные, губернские Советы рабочих, крестьянских и бурятских депутатов" [Национальное движение... 1994, с. 128]. По словам М.М. Сахьяновой, бурятские коммунисты "националистическим идеям противопоставляли марксистско-ленинские идеи пролетарского интернационализма, идеи классовой солидарности и единства действий бурятских трудящихся масс с русскими рабочими и крестьянами в борьбе за советскую власть" [Сахьянова, 1957, с. 33]. В этом, вероятно, заключается амбивалентность в подходе бурятских большевиков к государственному строительству. С одной стороны, четко следуя указаниям Центрального комитета, они в политической риторике используют дискурс национально-культурного возрождения, с другой - участвуя в последнем, достаточно активно противопоставляют ему идею "марксистско-ленинского пролетарского интернационализма", что стало основой следующей установки.

4. Бурятские большевики полностью отрицали теорию национально-культурной автономии и являлись сторонниками идеи национально-территориальной автономии. "Советская автономия, - писал М.Н. Ербанов, - никоим образом не может пониматься в смысле культурно-национальной автономии, то есть автономии, создаваемой только по признаку общности у населения языка и общности психического склада, сказывающегося в общности культуры. Советская власть находит единственно правильным и возможным создание областной административно-территориальной автономии, основанной не только на общности языка и культуры той или иной национальности, но и на общности территории и экономической жизни" [Ербанов, 1921, с. 5]. Придерживаясь принципа интернационализма, большевики выступали против ключевой идеи бурятских националистов об объединении в рамках автономии только этнических бурят. "Примером того, как пролетариат борется против национально-сепаратистских стремлений крупной и мелкой буржуазии, - пишет М.М. Сахьянова, - служит резолюция съезда украинских совдепов, которая говорит, что Украинская республика не национальная, а краевая - Украинская советская республика - объединяющая все национальности, населяющие Украину, и входящая в состав Всероссийской федеративной советской республики. Так и только так может быть разрешаем национальный вопрос в нашей Советской республике..." [Национальное движение... 1994, с. 128]. Идея о чистой бурятской автономии не устраивала большевиков не только с идеологической точки зрения. По их мнению, "в условиях бурят-монгольской действительности... становится невозможным создание единой сплошной территории с чисто бурят-монгольским населением. Единственным выходом из создавшегося положения является создание сплошных территорий хотя бы в аймачном масштабе. При этом в зависимости от территориального расположения часть русского населения должна перейти к аймакам, и часть бурят-монгольского - к русским уездам" [Ербанов, 1921, с. 7].

5. При всем этом не надо забывать, что для большевиков достижение национальной автономии было не стратегической (как в случае с националистами), а тактической задачей. С ее помощью они пытались популяризовать среди бурят ценности коммунистической идеологии и, установив тем самым над ними свой контроль, разрешить проблемы иного порядка. "...Перед нами, перед группой бурят-коммунистов (большевиков), - утверждала М.М. Сахьянова, - стоит задача большой важности, задача борьбы не только за власть Советов, но и за III Интернационал, ибо победа трудящихся возможна только в мировом масштабе, не заключенная в национальные рамки. Мы, коммунисты - революционная партия рабочих без различия национальностей, не возводим нацию в принцип ценности, которую необходимо сохранять" [Национальное движение... 1994, с. 122]. Вследствие того, что большевики "не возводили нацию в принцип ценности", из их проектов вырисовывался довольно специфичный образ бурятской идентичности, для которой самыми характерными чертами являлись лояльность к советской власти и интернационализм, понимаемый в смысле открытости для восприятия ценностей мировой пролетарской революции.

Каждый из указанных выше пунктов вполне очевидно проявился в процессе построения бурятскими коммунистами БМАО РСФСР. В результате бурятская автономия представляла собой "советский, подлинно интернационалистский тип автономии" [Демидов, 1981, с. 29-30], основанный на классовом принципе. Во-первых, бурятские коммунисты отвергли принцип этнической гомогенности, который был одним из основополагающих при строительстве БМАО ДВР. Во-вторых, хотя они, так же как и бурятские националисты, стремились к объединению всех бурят в рамках единой территории (что особенно ярко проявилось чуть позже - при создании автономной республики), однако основным мотивом, толкающим их на это, была общая установка на овладение бурятским национально-автономистским движением и, в частности, желание встроить в общеполитический контекст бурятское население Дальнего Востока, где автономия стала принимать "совершенно нежелательную" для коммунистов форму. Бурятские большевики рассматривали автономию в качестве инструмента политической мобилизации масс и, добросовестно выполняя указания высшего партийного руководства Советской России, пытались с ее помощью втянуть бурятский народ (и даже шире - монголоязычные народы Зарубежного Востока) в разжигаемую ими мировую революцию. В этом контексте можно говорить о том, что коммунисты заняли особое место в бурятском этнонациональном движении: участвуя в националистическом дискурсе, они фактически стремились подчинить его логике идеологического дискурса мировой социалистической революции. Для этого им было необходимо легитимизировать свой проект нациестроительства, что и превращало их, кстати говоря, в неизбежных участников националистического дискурса.

Бурят-Монгольская АССР: реализация большевистского проекта

Тенденции, проявившиеся при строительстве БМАО РСФСР, получили свое максимальное выражение в созданной к концу 1923 г. Бурят-Монгольской Автономной Советской Социалистической Республике11.

Создание автономной республики бурятские коммунисты интерпретировали в контексте общего политического курса, осуществляемого советским руководством. Они "руководствовались, в первую очередь, классовыми интересами и находились под влиянием утопической теории "мировой революции" [Елаев, 2000, с. 158]. "Образование БМАССР, - утверждали бурятские большевики, - внешне являясь демонстрацией советских принципов решения национально-колониального вопроса и политически импонируя всему монголо-тибетскому миру, явится большим плюсом для усиления Советской внешней политики на Дальнем Востоке и в Центральной Азии" [Шулунов, 1972, с. 396]. На первом съезде Советов республики, состоявшемся в декабре 1923 г., было подчеркнуто, что "работа съезда имеет колоссальное политическое значение. Трудящиеся Монголии внимательно прислушиваются к работе съезда, и съезд этот создаст благоприятную почву для дальнейшего укрепления связи с Монголией. Наш съезд - красный маяк на Дальнем Востоке" [Образование... 1964, с. 256].

В области внутренней политики "объединение двух автономных областей в Советскую социалистическую республику представит возможность для широкого проведения партийно-политической работы среди тружеников Бурятии, в особенности ее восточной части, воспитания трудящихся масс бурят, русских и других национальностей... в духе пролетарского интернационализма..." [Бартанова, 1964, с. 80] и "гарантирует в основном успех советской и партийной работы" [Кудрявцев, 1933, с. 54-55].

Идея экономического и культурного возрождения бурятского народа стояла на втором месте и рассматривалась, опять-таки, через призму классовой борьбы. "Образование автономной республики создало бы наиболее благоприятные возможности для ликвидации фактического неравенства бурятского народа, его экономической и культурной отсталости" [Санжиев, 1971, с. 97]. "Благоприятные возможности" заключались, по мысли большевиков, не столько в самом факте создания республики, сколько в том, что благодаря ее созданию удастся "нейтрализовать реакционно-националистическую агитацию ламства, кулачества и нойонства" [Шулунов, 1972, с. 396] и "тем самым улучшить условия для развертывания работы по хозяйственному и культурно-политическому возрождению бурятского, эвенкийского и других народов края" [Бартанова, 1964, с. 80].

Что представляла собой Бурят-Монгольская АССР с точки зрения реализации националистического проекта? Являлось ли создание автономной республики действительно актом национального самоопределения бурят?

Официальная бурятская власть, несомненно, расценивала образование БМАССР, как акт "формального и фактического завершения стремлений бурятского народа к национальному самоопределению" [Бартанова, 1964, с. 86]. Эта позиция была озвучена лидером бурятских коммунистов - Ербановым М.Н.: "создание Бурреспублики есть фактическое осуществление основных требований бурят-монгольского народа как в области политической, так и хозяйственной самостоятельности" [Ербанов, 1925, с. 5].

Бурят-Монгольская автономия представляла собой целостную территорию, за исключением Аларского аймака на западе и Агинского - на востоке, которые были оторваны от основного территориального массива республики. Территориальная целостность была достигнута путем "включения в бурятские аймаки русского населения, вкрапленного среди бурятских улусов..." [Санжиев, 1971, с. 96], причем бурятское население республики составило 56,3 %, а русское - 43,7 %" [Шулунов, 1972, с. 400; Санжиев, 1971, с. 100]. Таким образом, идея создания этнически однородной автономии, которую в свое время разработали и пытались осуществить бурятские националисты, не смогла реализоваться на практике в силу конкретных условий социального, экономического и политического характера.

Факт образования Бурят-Монгольской АССР оценивался и оценивается историками исключительно как прогрессивное явление. Утверждалось, что ее создание обеспечивало "наиболее полное выявление возможностей экономического, культурного и политического развития" бурятского народа [Демидов, 1981, с. 61]12. Нельзя не согласиться с тем, что возникновение национальной государственности являлось положительным фактором этнонационального развития бурятского народа. Ее наличие создавало если и не идеальные условия, то важные предпосылки для "сохранения культурной самобытности этноса". Сам факт образования автономной республики нес большую эмоциональную нагрузку и позволял бурятскому населению, поднявшись над родоплеменными различиями, отчетливо осознать свое этнополитическое единство, которое материально выражалось именно в наличии собственной государственности.

В то же время на основе анализа административной структуры бурятской автономии13 можно заключить, что коммунисты планировали использовать ее для достижения своих идеологических целей, не имевших отношения к проблеме самоопределения бурят. Благодаря своему радикальному экстремизму, они начали постигать более высокий уровень социальной идентификации в терминах революционного марксизма и через понятие интернационализма вплотную подошли к созданию идеологического конструкта "советский народ". Соответственно они рассматривали автономную республику не столько в качестве института, способствующего развитию и сохранению этнической специфики бурят, сколько в качестве инструмента, с помощью которого бурятский народ получает возможность интегрироваться в общесоветское социополитическое пространство, которое, в свою очередь, конструировалось в контексте революционной марксистско-ленинской парадигмы. Так, в обращении Бурнарревкома к бурятскому народу указывалось: "Трудящиеся массы Бурреспублики должны самым тесным образом связаться с рабоче-крестьянской массой и правительством РСФСР в деле восстановления и укрепления своего хозяйства и защиты своих классовых интересов" [Образование... 1964, с. 166].

В этом смысле образование автономной национальной республики выглядит скорее не как акт самоопределения бурятского народа, а как навязанный бурятскими большевиками компромисс, который заключался в следующем: буряты признавали легитимность советской власти и за это получали собственную государственность. Однако эта государственность (точнее: национальная государственность) носила в большей степени формальный характер и не осуществляла фактически ни одно из требований национального движения.

Как бы то ни было, к концу 1923 г. бурятский народ добился формального удовлетворения требования, которое являлось основным лейтмотивом этнонационального движения на протяжении почти двадцати лет, и обрел, наконец, собственную государственную автономию. Бурятским большевикам удалось овладеть национально-автономистским движением, реализовать свою концепцию автономного строительства и, таким образом, интегрировать бурятский социум в общероссийское (советское) социополитическое пространство. Для этого, как справедливо отмечает А.А. Елаев, потребовалась "коренная ломка всего общественно-политического уклада, в том числе национального сознания бурят" [Елаев, 2000, с. 164].

Действительно, в ходе борьбы за собственную государственность бурятское общество подверглось достаточно ощутимой культурно-политической трансформации, что выразилось, прежде всего, в смене ценностей, конституировавших формы социальной организации бурятского этноса. Так, в общественно-политической практике бурят превалирующим становился принцип территориальности, оттеснив на второй план прежний родоплеменной принцип. В образованной Бурят-Монгольской автономной республике отдельные аймаки рассматривались даже не как территориально-племенные образования, а как административно-территориальные единицы. По словам А.А. Елаева, "создание республики с единой территорией способствовало устранению: былой родоплеменной и территориальной обособленности, смешению бурятских локальных групп и двух бурятских ветвей, объединению в единую этнополитическую общность и формированию национального самосознания и менталитета уже единого народа" [Елаев, 2000, с. 212]14. Подобным изменением приоритетов социального развития в официальном дискурсе и в реальной практике национально-государственного строительства объясняется то, что бурятская автономия стала представлять собой не этнополитическую, а территориально-политическую общность.