Наряду с реставрационной формой ностальгии, характерной для поэтов старшего поколения, о которых говорилось выше, отмечается и другая - ироничная, мало характерная для бурятской культуры. "Ироничная ностальгия говорит о невозможности возвращения домой и осознает свою собственную тленность и историчность. Собиратель культурных мифологий всегда немного страдает от иронической ностальгии, в которой выражается его одновременная причастность и дистанция от домашних мифов. Ироническая ностальгия связана с аффективным и этическим осмыслением прошлого, а не с маскировкой новодела под старину. В ее основе - двойное зрение, подобное фотографическому наложению прошлого и настоящего, повседневного и идеального. Виртуальная реальность в данном случае термин не Билла Гейтса, а Анри Бергсона, и характерна она для человеческой, а не компьютерной памяти. Подобное тоскование, по определению Набокова, - это эпикурейское отношение к времени, индивидуальное любование временем как таковым, которое развивает иммунитет к коллективной реставрационной ностальгии" [Бойм, 2002, с. 302]. В некоторой степени об иронической ностальгии можно говорить в связи с самооценкой творчества Альбиной Цыбиковой. Если ее живопись, декоративная по преимуществу, тяготеет к реставрационной ностальгии (не только о месте, но и о времени), то ее анализ собственной живописи, известный нам из ее писем, носит рефлективный характер, где сомнения и самоирония достаточно выражены. Возможно, это определяется артистизмом и театральностью (что не элиминирует искренности) ее индивидуальности и ее творчества, но некоторое недоверие к национальной глубине и исконности своей живописи и обозначение ее как конфетных картинок неоднократно звучат в ее письмах. А. Цыбикова о себе: "...я "театрал"-дезертир и еще не все забыла" [Кореняко, 2003, с. 79]. Поэтому в живописи - элемент игры: "...холст для меня сохраняет довольно долго и в процессе работы элемент игры - я убираю и переставляю фигуры, даже распиливаю картины на две части" [Там же, с. 82].
К тому, что подверглось самоиронии А. Цыбиковой, относилась аллегорическая фигура Селенги: "Ужасна конфетная девица с городом на голове, утешает только, что по масштабам она необходима и когда везде ярко-пестро, то ее конфетность смягчается, то есть входит в правила игры со зрителем. Она отчаянно кокетничает с публикой и очень публике нравится" [Там же, с. 65]. Кроме стиля, тяготеющего к традициям монгол зураг, в росписи важное место занимают и сюжеты, отражающие традиционные сферы жизнедеятельности бурят: юрты, в которых они проживали, стада и табуны, которые они выпасали, изготовление войлока, охота и пахота, праздничные сцены с изображением традиционных состязаний (стрельба из лука, борьба, скачки) и плясок (ёхора).