С начала 1990-х годов в Бурятии активизировались родо-земляческие отношения, которые обрели организационные и институциональные формы.
На учредительном собрании 14 февраля 1992 г. было создано первое землячество - землячество уроженцев Еравнинского района, зарегистрированное в Минюсте РБ 11 ноября 1992 г. Землячество было организовано как благотворительный фонд "Ярууна". В 1993 г. были образованы Общественное объединение "Нютаг" и Землячество Шэнэхэнских бурят. Большинство же землячеств организационно оформились в 1994 г.
Сейчас в Улан-Удэ действуют 26 землячеств выходцев из всей этнической Бурятии [термин "этническая Бурятия" в бурятоведческой литературе обозначает территорию расселения бурят (Иркутская область, включая Усть-Ордынский Бурятский автономный округ, Республика Бурятия, Читинская область, включая Агинский Бурятский автономный округ)] и землячество шэнэхэнских бурят - уроженцев Автономного района Внутренняя Монголия КНР. Следует заметить, что согласно Уставам ряда землячеств они объединяют не только бурят, но и выходцев из того или иного сельского района независимо от национальности.
Землячества, организованные по административно-территориальному принципу, являются в то же время отражением родовой структуры бурятского общества. Цели землячеств многообразны: "обращение к своим историческим истокам, знакомство и сближение людей, корни которых, образно говоря, идут из одних мест, политых трудовым потом их предков. А также забота о престарелых, даже, будем откровенны, участие в проводах в последний путь усопших. Сию чашу никто из земных не миновал и не минует. И одновременно проявление внимания к детям и молодежи, чтобы наиболее способные получили возможность учиться дальше, развивать свой талант" [Натаев, 1995, 26 мая]. У шэнэхэнских бурят в силу специфики их исторической судьбы и современного положения в республике главная цель землячества - взаимоподдержка, помощь в адаптации к новым условиям [Сундыева, 2000, 15 июня].
Актуализация территориально-родовых связей и образование землячеств до сих пор неоднозначно оцениваются. Так, в 1995 г. газета "Бурятия" писала, что "землячество как специфическое проявление гражданских инициатив в условиях Бурятии проводит определенную полезную работу. Тон в ней задают и осуществляют общее руководство представители старшего поколения, умудренные большим жизненным опытом... Молодежь, особенно ее предприимчивая часть, тоже не остается в стороне и по мере возможности старается подкрепить материально энтузиазм аксакалов, повинуясь негласным морально-этическим законам в духе все тех же незабываемых родовых традиций" [Бурятия, 1995, 18 апреля].
В.Ц. Найдаков, говоря о разъединяющей функции землячеств, вместе с тем отмечал, что они "может быть даже необходимы для того, чтобы осознать себя частью чего-то, а не человеком, не помнящим родства, приобщиться к памяти предков, к старинным обычаям бурят с тем, чтобы на каком-то следующем витке консолидироваться на новой основе" [Елаева, 1998, с. 134]. Иными словами, "родо-земляческий ренессанс" можно рассматривать "как специфическую реакцию на угрозу существованию этнокультурной общности" [Солдатова, 1994, с. 139].
По мнению А. Улзытуева, является нелепым для бурятского этноса существование районных землячеств в Бурятии. Он пишет, что бурятскому этносу, чтобы сохранить культуру и язык, нужны великие личности и предлагает присуждать, как в Японии, звание и статус "национальное сокровище бурятского народа" выдающимся людям, являющимся живыми этноукрепляющими символами. Также А. Улзытуев считает, что на очередном всебурятском съезде надо "всякие землячества ... официально отменить как создающие неразбериху и напряженность. Ибо сейчас нужны объединяющие этнос живые символы. Личности, а не разъединяющие людей боги и духи" [Улзытуев, 2003, 28 марта].
Нередко создание землячеств рассматривается как восстановление прежней внутриэтнической структуры бурятского общества. Так А.А. Елаев считает, что возникновение землячеств "было обусловлено объективными причинами - сохранившимися до настоящего времени и присущими бурятам кровнородственными связями, элементами общинности, коллективизма и территориального родства. Создание землячеств можно рассматривать как проявление тенденции воссоздания ранее существовавших традиционных институтов внутриэтнической структуры бурятского общества и общинной самоорганизации в современных условиях.
Несмотря на то, что деятельность землячеств еще требует осмысления, своим появлением они показали имеющиеся перспективы в воссоздании некоторых форм внутриэтнической организации как механизмов саморазвития этноса" [Елаев, 2000, с. 277 - 278].
С другой стороны, высказываются мнения, что реанимация такого рода связей - это показатель незавершенности консолидационных процессов в этносе и пережиток родового строя. Например, К.М. Герасимова пишет: "До сих пор живет наследие родовой эпохи - этнические родовые общности с типичными проявлениями клановой дифференциации, приязни к "своим" и неприязни к "чужим". Это этнический, "местечковый" эгоизм. В нем нет классовой идеологии, национального самосознания, даже националистического противопоставления бурят русским, поскольку нетерпимость проявляется среди самих бурят по отношению к представителям "чужих" родов, между западными и восточными бурятами, агинцами, эхиритами и т.д." [Герасимова, 1995б, с. 22 - 23].
Если же мы рассмотрим всплеск родо-земляческой активности в контексте процессов национально-культурного возрождения бурят, то становится очевидной сигнификативная функция землячеств в современный период. В ситуации этнической мобилизации землячества стали исполнять роль маркера этнической идентичности. Если говорить метафорически, то землячество является теперь "местом" обретения себя как "этнического" и презентации себя как "этнического" в публичном дискурсе. Иными словами, землячество выступает референтной группой, формирует этнокультурные ориентации и стратегии этнического стиля потребления. Дифференцирующие признаки, являвшиеся ранее маркерами территориально-родовой принадлежности, теперь все более концептуализируются как разнообразие и богатство бурятской культуры.
Реальность сигнификативной роли землячеств также служит иллюстрацией того, что этническая мобилизация оказалась не только лозунгом этнических элит в контексте политической конъюнктуры, но стала практикой повседневной этничности достаточно большого количества людей. Так, в исследовании 1996 - 1997 гг. на вопрос: "Принимаете ли Вы участие или посещаете мероприятия, организованные национально-культурными обществами или землячествами?" 57,2 % респондентов бурятской национальности ответили, что участвуют или посещают мероприятия (в том числе, 10,8% указали, что посещают регулярно), 40,8% сказали, что не посещают и 1,8% не ответили на вопрос. Исследование, проведенное в 2002 - 2003 гг., подтвердило устойчивость данной этнической практики и к тому же показало незначительное увеличение числа людей, принимающих участие или посещающих мероприятия, организованные национально-культурными центрами или землячествами. Так, 60,6 % всего массива опрошенных бурят сказали, что посещают мероприятия (в том числе, 12,3 % указали, что посещают регулярно), 37,7 % ответили, что не принимают участия и не посещают и 1,7 % не ответили на вопрос.
Почему землячества, отражающие внутриэтническую дифференциацию, маркируют этническую (!) идентичность?
Ответ, лежащий на поверхности, можно сформулировать следующим образом: буряты, несмотря на все перипетии исторической судьбы и вне зависимости от актуализации родо-земляческих связей сегодня, "родство помнили" всегда. По-видимому, именно через местную, сакрализованную шаманской практикой традицию, посредством генеалогии человек и осознаёт свою ассоциированность с более крупной общностью - своим народом. И поэтому имеет смысл говорить о многоуровневой природе этнической идентичности бурят, в которой сосуществуют представления о принадлежности к единому народу и одновременно к одной из составляющих его локальных групп (например, аларские, боханские, селенгинские, хоринские и т.д. буряты).
Локальная принадлежность является одной из идентификационных стратегий современных бурят. Так, в исследовании 2002 г., отвечая на вопрос "Встречая в жизни разных людей, с одними мы легко находим общий язык, понимаем их. Иные же, хоть и живут рядом, остаются всегда чужими. Если говорить о Вас, то как часто Вы ощущаете близость, единство с перечисленными ниже людьми, о ком Вы могли бы сказать "Это - мы"?", 59,1 % респондентов сказали, что часто ощущают единство с земляками, уроженцами тех же мест, 30,4 % - иногда, 1,7 %, - никогда и ответили "не знаю" или не ответили - 8,7 %. Но надо иметь в виду, что в этом исследовании опрашивалось преимущественно сельское население.
Согласно традиционным парадигмам бурятской культуры, в процессе социализации посредством именно сложной структуры отношений родства человек и определял себя (но не самоопределял!) не только в социальном, но и природном мире. Так, буряты с детства знали свою родословную как минимум до 7 поколений.
Генеалогическое сознание, хотя и подвергалось различным трансформациям, обусловленным изменениями витальности и социальной структуры под влиянием социально-исторических условий, до сих пор не утрачивает своей значимости в качестве особой формы исторической памяти, а именно генеалогической, родовой памяти, опирающейся теперь не столько на естественное родство, сколько на мифологический материал.
В нынешних условиях уровень родовой и локальной идентичности более всего ситуативно подвижен и актуализируется в зависимости от конкретного контекста. Для бурят родо-земляческая принадлежность является весьма значимой категорией социального отношения, а в идентификационной иерархии личностной самоконцепции, как показали результаты этносоциопсихологических исследований, она занимает относительно периферийное место. Таким образом, родство и землячество рефлексируются современными бурятами не столько в качестве специфического способа идентификации, сколько в большей степени как особая форма социального взаимодействия. Актуализация территориально-родственной идентичности легитимизирует позицию и статус тех и других субъектов в определенной конкретной ситуации взаимодействия.
Но констатация иерархичности современной этнической идентичности бурят есть только первый этап в процессе осмысления. Более того, этническая идентичность - понятие парадоксальное, ибо одновременно является и объяснительным принципом, и объектом исследования, и субъектом исследования (если не сказать больше - собственная этническая идентичность исследователя является не зеркалом, отражающим этническую реальность, и не фильтром, избирательно пропускающим этническую информацию, а скорее призмой, через которую преломляются не только логики объяснения, но и само феноменологическое описание), поскольку разграничивает то этническое пространство, следствием и/или началом которого сама является, и поскольку позволяет индивидуализировать этнические общности, структурация которых возможна только в сравнительном, межгрупповом контексте.
Далее возникает значительно более сложный вопрос: почему принадлежность к родо-земляческому образованию до сих пор, в условиях растущей урбанизации и индустриальной и социокультурной модернизации бурятского этноса, не утрачивает своей актуальности?
Если еще раз обратимся к анализу тех оснований, по которым буряты осознают свою этническую принадлежность, то обнаружим, что доминирующие позиции в системе этноидентифицирующих признаков занимают культура и родная земля.
Но именно эти два фактора в той же мере обусловливают принадлежность и к территориально-родственному образованию. Для бурят понятие Родины не абстрактно, а наполнено конкретным содержанием: Родина - это родная гора, родная долина, родной очаг. Более того, родная ("породная") земля священна, это - "земля предков". К.М. Герасимова пишет: "В традиционном мировоззрении присвоение кровно-родственным коллективом территории обитания определялось как его сакральное право, как духовная собственность... Землей владели живые и мертвые, умершие предки охраняли земельную территорию потомков. Предки как бы олицетворяли сакральное право потомков на родовую землю" [Герасимова, 1989, с. 257].
Таким образом, культурная деятельность и поддержка связей с малой родиной являются наиболее насыщенными направлениями работы землячеств как организационных структур. Как сказал председатель землячества уроженцев и выходцев из Эхирит-Булагатского и Баяндаевского районов Иркутской области, проживающих в Республике Бурятия А. Болошинов, "смысл всех наших мероприятий сводится к незыблемым бурятским традициям, когда сыны и дочери не должны забывать свою малую родину. Имеющийся солидный интеллектуальный потенциал, осевший в Бурятии, может реально помочь и решению назревших проблем на малой родине" [Семенова, 2001, № 17]. Наиболее ярко активность землячеств проявляется во время празднования Сагаалгана, а также в проведении сурхарбанов, чествовании ветеранов ВОВ, презентации районов Бурятии в Улан-Удэ, творческих вечерах, юбилейных торжествах именитых земляков и т.д.
Иначе говоря, официальная деятельность землячеств ориентирована на экстраутилитарные ценности символического порядка, а именно на ретрансляцию таких ценностей, как любовь к Родине, почитание старших, крепость родственных уз и т.д. Недаром первое землячество - землячество уроженцев Еравнинского района - создавалось как благотворительный фонд "Ярууна". В то же время немалую роль в обретении землячествами сигнификативной функции сыграло то, что, как только начался процесс организационного конституирования земляческих отношений, он стал патронироваться ВАРКом. Во многом с помощью ВАРКа укрепились землячества. Был избран Совет землячеств, в который вошли по 3 человека от каждого землячества. 15 февраля 1994 г. на собрании представителей землячеств было принято Положение о Совете землячеств.
В Положении были сформулированы следующие цели Совета землячеств, являющегося открытым совещательным органом представителей соземцев:
Совет создает Президиум, как исполнительный орган, в составе председателя, секретаря и 5 членов [Положение..., 1994, 15 февраля].
18 августа 1999 г. Министерством юстиции РБ зарегистрирована Региональная общественная ассоциация землячеств Этнической Бурятии. В Уставе, утвержденном решением общего собрания Ассоциации 9 апреля 1999 г., записано, что Ассоциация строится по территориальному признаку, объединяет и координирует землячества. Основной целью Региональной общественной ассоциации землячеств Этнической Бурятии является консолидация бурятской нации, укрепление сотрудничества и дружбы между народами Байкальского региона, претворение в жизнь решений Общебурятского съезда по возрождение духовной и материальной культуры, языка, традиций, народных промыслов, экологии и религии. А также:
Из полномочий, осуществляемых ассоциацией землячеств для реализации уставных целей, выделим некоторые, а именно то, что ассоциация, как и образующие ее землячества (что отражено в большинстве Уставов землячеств), оказывает материальную поддержку особо нуждающимся пенсионерам, инвалидам, одаренным учащимся, студентам, аспирантам, обучающимся как в Республике Бурятия, так и за ее пределами, а также нуждающимся лицам; оказывает посильную помощь в трудоустройстве молодежи и т.д. [Устав..., 1999, 9 апреля].
Вместе с тем, анализируя современное состояние родо-земляческих отношений необходимо, на мой взгляд, различать две стороны их функционирования, отличающиеся по своей природе: как организационную структуру и как социальный институт. С одной стороны, современные землячества представляют собой добровольные ассоциации, коалиции индивидуальных волеизъявлений, объединившиеся для выражения и удовлетворения коллективных интересов. В организационном плане землячества - это открытые сообщества, принимающие любого, кто желает быть членом сообщества. Иначе говоря, включенность в родо-земляческие сети как организационную структуру в современный период является в большей степени все-таки индивидуальной, нежели коллективной стратегией.
Другое дело, что стратегия включенности в родо-земляческие отношения как социальный институт имеет как бы "вынужденный" характер.
Действительно, в культуре бурят существуют определенные устойчивые конфигурации социального взаимодействия, которые, применительно к современным условиям, можно именовать как "субкультура землячества". Она одновременно является и причиной, и следствием клановости: будучи феноменом истории и компонентом исторической памяти, "культура землячества" в то же время играет активную роль в конструировании современной социальной реальности.
Данные устойчивые конфигурации социального взаимодействия не только удерживают их носителей в орбите родо-земляческих отношений, но и ограничивают саму возможность выбора того или иного образа жизни последующими поколениями. Ибо значимые субъекты социализации ребенка - представители того же территориально-родственного образования, приобщающие ребенка к своему стилю жизни, прививающие соответствующие ценностные ориентации, стратегии поведения и социальные ожидания. Субкультура землячества - это и условие, и непрерывно воспроизводимый результат земляческого кодекса отношений. Таким образом, "культура землячества" детерминирует жизнестилевые практики и через эту детерминацию возвращается к самой себе, ибо "культура землячества" воспроизводится этими практиками. Земляческая практика суть и сознательная активность, и неосознаваемое, в смысле привычное, воспроизводство социальной среды и социальной формы "субкультуры землячества".
Жизнестойкость традиционных форм социального взаимодействия подтверждается сохранением и в наши дни ряда отличительных признаков в обрядах жизненного цикла бурят (в родильной, свадебной и, особенно, в похоронной обрядности), маркирующих принадлежность бурят к разным территориально-родовым образованиям. Еще одним свидетельством может служить следующее обстоятельство: даже невооруженный научно-исследовательскими методами взгляд обывателя в состоянии зафиксировать и поныне встречающуюся определенную направленность брачных предпочтений среди, казалось бы, унифицированного и гомогенизированного городского бурятского населения. Речь идет о стремлении заключать браки с уроженцем той же (или близкой по культуре) местности. Особенно рельефно данная тенденция выражена у бурят-горожан в первом поколении, но имеет достаточно широкое распространение и среди последующих поколений городских бурят [Елаева, 2000, с. 23 - 32].
Вместе с тем, вряд ли возможно, на мой взгляд, согласиться с теми трактовками, согласно которым возникновение землячеств расценивается как воссоздание ранее существовавших традиционных институтов внутриэтнической структуры бурятского общества. По моему мнению, отождествление традиционных общинных образований и современных землячеств не является корректным в строгом смысле.
Сейчас я вкратце постараюсь обрисовать те контуры, по которым наиболее выпукло проявляется различение между традиционными общинными образованиями и современными родо-земляческими сетями.
Во-первых, современные бурятские родо-земляческие сети, в том виде, как они сейчас представлены, суть городской феномен. С начала функционирования в контексте урбанизационных процессов и, конкретнее, в городской среде землячества выполняли иную символическую миссию, имеющую тем не менее вполне прагматический характер. Миссию вживания, обживания, присвоения города сельскими переселенцами (следующий пример иллюстрирует сложность и долговременность процесса перестройки жизненного мира: респондент, с более чем 20-летним стажем проживания в городе Улан-Удэ, отвечая на вопрос "Кто Я?", идентифицировал себя как "горожанин с прочными традициями и привычками сельского жителя"). Данная миссия реализовывалась посредством сегментации большого городского пространства жизнедеятельности до размеров, соизмеримых с привычными для сельского жителя. Это достигалось утилизацией незнакомой формальной и жесткой структуры городского сообщества в знакомую сельчанам гибкую сеть неформальных связей, что обеспечивало членам землячества более быстрый и гарантированный доступ к ресурсам, власти.
Очевидно, именно утилитарная функция (и сигнификативная - при мобилизации) определяет живучесть родо-земляческих структур в условиях модернизации. Родо-земляческие сети можно интерпретировать как "малые символические миры", умаляющие безличность города и делающие взаимодействие более предсказуемым и персонализированным. Благодаря функционированию локальных сетей социум как бы превращается в мир личного знания, становится знакомым и более понятным.
Если территориально-родовые отношения рассматривать в социально-экономическом контексте, то можно предположить, что на нижних уровнях социальной иерархии бурятского этноса использование ресурсов социальных сетей на территориально-родственной основе есть своеобразная стратегия выживания. Неслучайно, землячества как организационные структуры стали образовываться в первой половине 1990-х годов, в период стремительного обнищания массовых групп населения. Выбирая среди условий, при помощи которых люди добиваются успеха в жизни, 26,5 % респондентов в исследовании 2002 - 2003 гг. ответили, что поддержка земляков представляется им очень важной. 41,1 % опрошенных оценили ее как скорее важной, чтобы преуспеть в современной жизни. 15,6 % сказали, что поддержка земляков совсем не важна для достижения успеха в жизни и 16,9 % ответили "не знаю" или не ответили на вопрос.
В бизнес-среде включенность в родоземляческие отношения - одна из предпринимательских стратегий. Нередко земляческие сети используются руководителями коммерческих структур для минимизации рисков. Это связывается не только с экономической безопасностью, но и с уменьшением трансакционных издержек. В контексте ситуации на рынке посредством стратегии создания альянсов на родо-земляческой основе повышается безопасность бизнеса вследствие инверсии внешних рисков в разряд внутренних, ибо таким образом элиминируется конкуренция, а основным становится выработка корректной политики распределения ресурсов и прибыли, ответственности и власти. Но такая стратегия более характерна для небольших фирм. Крупные фирмы, контролирующие половину и выше процентов своего рыночного сегмента, не практикуют широко земляческие альянсы, поскольку ориентированы на установление партнерских отношений за пределами региона. В то же время и те, и другие коммерческие структуры, независимо от размера бизнеса, достаточно интенсивно стараются использовать родо-земляческие связи как определенный бизнес-ресурс, как каналы протекционизма. Вместе с тем, как показал опыт экономической практики последнего десятилетия, предпринимательские стратегии, функционирующие в контексте этнических сетей, достаточно эффективны в условиях хотя бы относительной стабильности и для выхода из кризиса, а в период кризиса они паллиативны.
Также выявилось, что у части предпринимателей включенность в этнические сети обоснованно определенной психологической мотивацией, а именно возможностью удовлетворения патерналистских потребностей.
Однако чаще всего землячество и родство как один из факторов формирования экономических сетей проявляется лишь при открытии предприятия, фирмы. Экономическая же деятельность и приоритетные бизнес-стратегии основываются на принципах рыночной целесообразности. Но весьма немаловажную роль родо-земляческие сети играют на рынке труда, особенно для сельских мигрантов в Улан-Удэ. Информация о предпринимательской деятельности земляков и/или занимаемых ими постах в тех или иных властных структурах распространена среди членов локальной общины. Для многих мотив миграции из села в город - это не только тривиальный поиск работы, но и желание изменить свой социальный статус. В этом случае, родо-земляческие сети есть ресурс, который задействуется для расширения индивидуальных возможностей социальной мобильности. С другой стороны, мы имеем и обратное влияние, когда мигранты воспроизводят в городе прежнюю, привычную им социальность, опираясь на систему родства и земляческие отношения. Нередко сельские мигранты живут в Улан-Удэ, но не принимают правил и норм его социальной организации и взаимодействия. Безусловно, это зависит не столько от силы и степени родо-земляческих связей, сколько от внутренних интенций человека. Иными словами, намерен ли переехавший в город сельский житель изменить свой социальный статус или желает оставаться в пределах своей прежней социальной категории.
Функционирование родо-земляческих сетей в социально-экономическом контексте неоднозначно оценивается в публичном дискурсе. Для одних - это естественное проявление взаимоподдержки и взаимовыручки, для других, как пишет Г. Башкуев, "... явление сие куда более опасное, потому что носит ползучий и мимикрирующий характер - невозможно поймать за руку за незаконную протекцию: и в вакансии, и в деньгах. И болезни этой подвержены не только представители титульной нации. Многочисленные землячества, учрежденные поначалу как культурные объединения, национальные центры все больше носят клановый характер, где решаются "любые вопросы". Продвинуть "своего" не по признаку профессионализма, а по признаку "крови" - дело чести. "Удивительно, что такая маленькая нация, как вы, буряты, - говорил мне английский этнограф и писатель Дж. Стюарт, - и в новом веке продолжает делиться на восточных, западных и третьих-четвертых-пятых. Сейчас, наоборот, все в мире объединяются!"
И в сфере бизнеса "землячество" не всегда благотворно. Недавно меня пригласили на юбилей успешного частного предпринимателя и в ходе застольных тостов высветились корни его успеха: беспроцентный кредит ему устроил дядя, продал за бесценок здание кафе другой родственник - директор бюджетной структуры, помог выиграть тендер земляк - "шишка" в правительстве...
Родственность, землячество, не побоюсь этого слова, серьезный тормоз развития экономики Бурятии. Словно щупальца спрута они не дают хода перспективным проектам и идеям. Республика за Байкалом - это большая родня. Не потому ли топчемся на месте, в то время как наши соседи развиваются более динамично? Кредит, тендер, престижная вакансия должны доставаться более достойным" [Башкуев, 2004, 28 апреля - 5 мая].
Здесь мы подходим к обсуждению следующего различия между традиционными общинными структурами и современыми родо-земляческими сетями. Это элиминация обязательного для улусной общины принципа коллективной ответственности при усилении функциональной значимости для родо-земляческих сетей принципа взаимных обязательств.
Мотивационно-ценностную основу и базирующийся на ней поведенческий стандарт земляческих отношений сегодня кратко и образно можно выразить в форме слогана: "опираться на своих и поддерживать своих". Такой реципрокный характер внутригруппового взаимодействия обусловливает и укрепляет солидарность ее членов, что, в свою очередь, обеспечивает в наше время персистентность и воспроизводство землячества как социального института.
А в нынешней ситуации неформальные коммуникативные сети помогают преодолевать сложности нестабильной среды, высокие риски и высокую криминализацию общества. С психологической точки зрения, повышение значимости родственно-территориальных связей, очевидно, обусловлено их компенсаторной функцией: они восполняют образовавшийся дефицит доверия макросоциальным связям. Равным образом они выполняют защитную функцию: включенность в родо-земляческие сети дает человеку (или он думает, что дает ему) возможность обрести чувство психологического равновесия и безопасности в условиях радикальных социальных трансформаций, разрушения многих прежних духовных опор, ценностного кризиса.
Еще одно различие заключается в том, что включенность в родо-земляческие сети оценивается как амбивалентная стратегия, что в свою очередь свидетельствует о модернизационном состоянии родо-земляческих отношений. Сама возможность амбивалентной оценки поразумевает отход от традиционности, ибо традиционность не предполагает обсуждения: "человек так делает, потому что делали так всегда".
Говоря об актуализации родо-земляческих связей, нельзя обойти вниманием такое знаковое событие, как возникновение движения хонгодоров "Уулын уладай уулзалга". Хонгодоры - это крупное племенное объединение, представители которого проживают сейчас в горных районах Бурятии (Закаменском, Тункинском, Окинском), в Аларском районе Усть-Ордынского бурятского автономного округа, Булганском и Хубсугульском аймаках Монголии. Инициаторы и идейные вдохновители движения - народные писатели Бурятии Ардан Ангархаев, Лопсон Тапхаев, Баир Дугаров, Василий Бильтагуров.
Движение хонгодоров имеет иную природу образования, нежели бурятские землячества. Если землячества созданы по административно-территориальному принципу, хотя и отражая родовую структуру бурятского общества, то хонгодорское движение носит экстратерриториальный характер - это именно родовое (родоплеменное) объединение хонгодоров (хотя и маркирует территорию расселения, обозначая ее как горные местности и, равным образом, идентифицируя себя как горцев). Недаром ставшие традиционными встречи хонгодоров - хонгодориада - именуются как родовой праздник хонгодоров, проявляющий актуализацию родоплеменного субэтнического уровня многоуровневой структуры этнической идентичности бурят. Пресс-служба Народного Хурала Республики Бурятия, сообщая об участии Председателя НХ РБ А.Г. Лубсанова в VI-ой международной встрече хонгодоров, пишет: "...этот род, наряду с хори, эхирит и булагатами, имея свою историю, сохранил культуру, свои обычаи и традиции и тем самым заложил основу для становления общей культуры бурятского народа" [Бурятия, 2004, 19 июня].
В то же время ассоциация хонгодоров и землячества имеют сходное направление деятельности - это, в первую очередь, этнокультурные объединения. Кроме того, землячества, так сказать, "хонгодорских" районов в г. Улан-Удэ, оказывают спонсорскую помощь и принимают активное участие в проведении Хонгодориады. Так, например, глава Закаменского района Республики Бурятия В. Аюшеев, рассказывая о подготовке к VI международной встрече хонгодоров (основные мероприятия состоялись 20 - 22 июня 2004 г.), сказал: "...я с благодарностью хочу отметить, львиную долю расходов берут на себя жители района и Закаменское землячество в Улан-Удэ. Санагинцы провели большую работу со спонсорами. Только санагинское землячество в Улан-Удэ обещало помочь не одним десятком тысяч рублей... Мы, закаменцы, очень любим свою малую Родину, и я уверен, и стар и млад внесут свой вклад в хонгодориаду" [Гармаева, 2004, 2 июня].
Межрегиональные (или иначе их обозначают как международные) встречи хонгодоров с 1991 г. происходят на достаточно регулярной основе (1991 г - в Тункинском районе Республики Бурятия, 1993 г. - в Закаменском районе Республики Бурятия, 1996 г. - в Аларском районе Усть-Ордынского бурятского автономного округа, 2000 г. - в Окинском районе Республики Бурятия, 2002 г. - в Тункинском районе Республики Бурятия и 2004 г. - в Закаменском районе Республики Бурятия).
Родовой праздник хонгодоров уже имеет свои традиции проведения - это научно-практические конференции, вносящие весомый вклад в углубление изучения этногенеза и этнической истории хонгородов и бурятского народа в целом, культуры, религии, языка, фольклора и т.д., встречи с писателями и учеными, праздничные концерты профессиональных и самодеятельных артистов, спортивные состязания по национальной борьбе, стрельбе из лука, конным скачкам видах спорта, конкурсы "Хонгоодорой Дангина, Баатар" и др.
На IV-й встрече хонгодоров, прошедшей 8-9 июля 2000 г. в Окинском районе РБ, состоялось открытие тотема рода хонгодоров. "Праздник встречи проходил у подножия величественной горы Хан-Ула, в местности Синцин тала. Религиозный ритуал на этом священном месте проводили ламы Окинского дацана во главе с видным буддийским деятелем Федором Самаевым - Гелонг Данзан Хайбзуном. Они освятили воздвигнутую накануне стелу Хонгодоров, коновязи четырех родов. Стела представляет собой высокий деревянный столб, на котором вырезана фигура мужчины, держащего над головой белого лебедя - тотем хонгодоров. Вслед за ламами и гости, и хозяева поклонились этим святыням, прошли в молитвенном круге" [Хандуева, 2000, 21 июля].
Эта традиция была продолжена на V-ой встрече хонгодоров, прошедшей 5-8 сентября 2002 г. в с. Кырен Тункинского района РБ. 8 сентября на стадионе с. Кырен "...состоялась торжественная церемония открытия тотема племени - Белой лебеди. Хонгодоры считают себя потомками "белой птицы". Она представляет собой скульптуру взлетающей лебедицы на высоком постаменте из деревянных столбов. Тотем освятили буддийские монахи во главе с гелонг-ламой Данзан Хайбзун Самаевым. Затем прошел парад участников, торжественно зажгли огонь и впервые подняли флаг рода с изображением Белой Лебеди на голубом полотнище. Впервые же исполнен и гимн племени, сочиненный двумя известными хонгодорами, композитором Анатолием Андреевым и поэтом Лопсоном Тапхаевым" [Махачкеев, 2002, 11 сентября].
При этом в публичном дискурсе встречам хонгодоров все более придается не столько родовое значение, а консолидирующий смысл. "Встречи хонгодоров с самого начала не носят узкоплеменной характер, наоборот, они играют объединяющую роль, - сказал в приветственном слове глава Закаменского района - председатель ассоциации рода хонгодоров Виктор Аюшеев. - Пусть традиционная встреча внесет заметный вклад в дело изучения истории своего народа и родного края, сыграет свою положительную роль в воспитании подрастающего поколения" [Намсараев, 2004, 25 июня]. На встречи приглашаются представители других этнических групп республики.
С 2004 г. можно говорить о качественно новом уровне хонгодориады. Если ранее все предыдущие встречи проходили в районных центрах и в них преимущественно принимали участие представители районных делегаций от хонгодоров, то в июне 2004 г. основная цель встречи в Закаменском районе формулировалась следующим образом: "Пусть как можно больше людей примет участие в этой встрече, прочувствует единение, общность всего бурятского народа. И не только - ведь праздник для всех народов, проживающих на территории "хонгодорского" района", - отметил в интервью газете "Бурятия" В. Аюшеев накануне VI-ой хонгодориады. Далее он говорит, что "Оргкомитет составил плотную программу для гостей. После встречи на границе района каждая делегация заезжает в одно из сел нижнего куста и там знакомится с хозяйством, с социальной инфраструктурой, общается с его жителями. А в Далахае, Утате, Санаге, Енгорбое и Шара-Азарге наши гости будут жить. 21 июня после Санаги их будет встречать Закаменск. И на обратном пути делегации остановятся в тех селах, которые не были заняты в день их приезда. Перед активами мы ставим задачу не только провести обычную экскурсию. Гости покажут сельчанам концерты. И я лично предлагаю после официальной церемонии устроить профессиональные встречи. Учитывая, что в каждой группе - представители разных специальностей, организовать небольшие встречи, даже за чашкой чая, по профессиональным интересам. Конечно, программы каждой местной администрации и актива будут разные. Но суть одна: показать свое село как можно полнее... И 20 июня в Санаге будут не только гости, но и делегации из всех сел нашего района" [Гармаева, 2004, 2 июня].
Следующее нововведение хонгодориады 2004 г. - разведение по времени и месту проведения научной конференции и других мероприятий хонгодориады. Так, межрегиональная научная конференция "Хонгодоры в этнической истории монгольских народов" была проведена в г. Улан-Удэ, а не как обычно в районе, и по времени раньше (27 апреля) основных мероприятий встречи хонгодоров, что способствовало более представительному участию всех интересующихся данной темой. Кроме того, в рамках конференции состоялся Круглый стол "Перспективы развития туризма и рекреации в регионе", то есть традиционная программа конференций, охватывающая обычно историко-культурную тематику, дополнилась и рассмотрением экономических вопросов, к тому же в прикладном аспекте. Как сказал В. Аюшеев, "мы решили внести в проект и экономический интерес" [Гармаева, 2004, 2 июня].
Также обогатилась и культурно-спортивная программа. Были проведены "Эрын юhэн эрдэм", включающие турнир по охотничьему семиборью, турниры мастеров резьбы по дереву, кузнецов по чеканке, мастеров по плетению кнута из сермяжной кожи, состязания по стрельбе из лука, национальной борьбе, конные скачки, конкурсы чтецов на самых похвальный гимн скакунам, на лучшее снаряжение лошади.
Чтобы достойно встретить около 500 гостей закаменцы объявили неделю трезвости с 17 по 22 июня 2004 г.
"Самым знаменательным событием стало открытие в торжественной обстановке тотема хонгодоров, изображающего Белого лебедя, увенчанного схематичными треугольниками трех горных отрогов" [Намсараев, 2004, 25 июня].
Движение хонгодоров развивается, в том числе и по пути организационного оформления. Как писал А. Махачкеев, освещая события V-ой встречи хонгодоров в Тунке, "проведение таких масштабных встреч требует затрат и огромных усилий. Учитывая это, главы хонгодорских районов решили создать Ассоциацию рода, а также фонд, из которого будут финансироваться следующие встречи. Председателем Ассоциации стал Виктор Аюшеев, глава администрации Закаменского района" [Махачкеев, 2002, 11 сентября].
Следующий пример, на первый взгляд, кажется не совсем относящимся к рассматриваемой теме. Имею в виду инициативу создания Союза гуннских родов Забайкалья, с которой выступила общественно-культурная организация "Гуннский международный фонд". Безусловно, это, прежде всего, туристический проект. Бурятия видится учредителями фонда "столицей гуннской культуры. Курганы и поселения древнего народа могли бы стать местом паломничества западных туристов" [Попова, 2004, № 5 (592) 4 февраля]. Тем не менее, сама апелляция к родовому объединению является весьма примечательной и знаковой. "Члены фонда, увлеченные историей гуннов, считают, что только в Бурятии насчитывается 24 рода, которые ведут свою историю с эпохи гуннского царства" [Аргументы и факты в Бурятии, 2004, №31] .
Таким образом, общинность (клановость) выступает одной из доминант бурятской этничности. Выполняя сигнификативную функцию, землячества и ассоциация рода хонгодоров ретранслируют этнические ценности. Благодаря этнокультурной деятельности земляческих организаций, люди (особенно молодое поколение) осознают себя обладателями культурно-исторического наследия бурятского народа.
В то же время подобная активизация территориально-родственных и родоплеменных отношений в какой-то степени обусловливает ситуацию социальной конкурентности внутри самого бурятского этноса. В республиканской прессе периодически появляются публикации, в которых землячествам приписывается статус активного и, главное, влиятельного агента политического поля Бурятии. Особенно широко эту тему начинают муссировать в период выборов депутатов различных уровней законодательной власти, а также при обсуждении разного рода кадровых пертурбаций в высшем эшелоне республиканской власти. Так, например, в 2001 г. журналист Д. Родионов, рассуждая о подоплеке назначения именно А. Налетова, а не кого-то другого, в частности Л. Турбянова, на пост первого заместителя председателя Правительства РБ, пишет: "некоторые влиятельные чиновники из аппарата президента смогли убедить главу республики, что назначение Турбянова на ключевую должность в правительстве Бурятии приведет к чрезмерному усилению Тункинской политической группировки. И вызовет усиление разногласий между лидерами "западного" и "восточного" политических кланов" [Родионов, 2001, 4-11 января].
Действительно, хотя землячества и создавались с культурно-образовательными, благотворительными целями, они не остались в стороне от политики, что в реальности демонстрируют те или иные выборные кампании. Очевидно и то, что земляческие связи могут использоваться и как каналы политического протекционизма. Тем не менее, было бы преувеличением, на мой взгляд, говорить о значительной роли землячеств в политических процессах и представлять их в качестве определяющей политической силы в Бурятии. Данное утверждение можно обосновывать тем, что в структурированном виде не сложились земляческие элиты. Можно говорить лишь об отдельных личностях, действительно, обладающих политическими и экономическими ресурсами и считающих себя (точнее будет сказать, что их принято считать, независимо от того, считают ли они сами себя таковыми. На самом деле, они могут быть и не включены в земляческие отношения) представителями того или иного родо-земляческого образования.
Но в любом случае, клановость изменяет границы этничности, ибо землячества сегментируют пространство этноконсолидации, переструктурируя его в пространство перераспределения ресурсов. В этом контексте родо-земляческая активность может рассматриваться как процесс производства и воспроизводства внутриэтнических групповых границ. И основные причины этого процесса лежат не в сфере исторической памяти и психологической мотивации. Групповая солидарность усиливается через осознание конкурентной ситуации на том или ином рынке социальных ресурсов. Социум фрагментируется и становится совокупностью локальных контекстов. С другой стороны, люди, актуально включенные в родо-земляческие сети, как бы укрываются в своих локально-культурных "нишах", где они могут обрести (или воскресить) чувство идентичности и психологического комфорта.
Итак, в любом случае, интерпретация родо-земляческих отношений как рудиментарного феномена и, соответственно, актуализации этих отношений как ренессанса трайбализма есть чрезвычайно однозначная трактовка. Родо-земляческая солидарность сегодня - это не только и не столько проявление примордиального единства, сколько особая форма корпоративности, вполне вписывающаяся в контекст модернизирующегося общества, хотя имеющая, действительно, традиционный дизайн. Более того, в условиях привлекательности этнического дискурса, в период так называемого "этнического романтизма" именно традиционный дизайн выполняет функцию легитимации родо-земляческих сетей взаимоподдержки.