Распад СССР и банкротство советской идеологии обусловили поиск альтернативных концепций и идей, которые переоформили бы социальное пространство на иных принципах. Отсутствие гражданского общества и неспособность советского интернационального социума к самоорганизации вне рамок коммунистической доктрины привели к актуализации этноцентристских идей, которые могли бы сплотить отдельные сегменты социополитического пространства и мобилизовать их в целях радикальной трансформации политической системы и перераспределения власти. В связи с этим происходила неизбежная ревитализация прежних, традиционных форм идентичности, наиболее актуальной и осознанной манифестацией которой в постсоветском мире сталаэтничность. Исследование социокультурных изменений в России и, соответственно, в бурятском обществе в ХХ в.позволило выявить новые социальные практики и формы деятельности бурятской интеллектуальной элиты по конструированию идентичностей постсоветского периода, который связан с процессом политизации этничности и оформлением идеологии этнонационализма, появлением этнических организаций и лидеров.
Нами отмечается, что даже в дискурсе национально-культурного возрождения наблюдаются идентификационные процессы разной направленности. "Возвращенная память" помещает бурят в пространство двух империй. С одной стороны, история бурятского народа вписывается в историю монгольского мира с существовавшим на раннем этапе этногенеза и этнической истории довольно продолжительное время единым геополитическим пространством со сходными социокультурными характеристиками. В этом контексте были выявлены основные мифологемы современной идеологии национально-культурного возрождения, "Важно подчеркнуть одну принципиальную особенность "изобретаемой архаики" в бурятском возрождении. Сознательные исторические фальсификации не характерны для его деятелей. Другое дело, что в их работах грань между научно обоснованной реконструкцией прошлого и его достаточно произвольной модификацией подчас оказывается настолько трудно различимой, что преодолевается совершенно незаметно. И происходит это обычно на стадии интерпретации реконструкции" [Строганова, 2001, с. 77].
С другой стороны, бурятская история рассматривается как часть истории России, что определялось более чем трехвековой исторической реальностью (правда, отношения оцениваются не только в позитивной, но и в негативной валентности). Именно модернизация, которая вела к разрушению традиционных социальных институтов и, соответственно, к изменениям поля культуры, меняла вектор идентификационных практик, актуализируя представления об общемонгольской общности, создающие ощущения опоры и стабильности в резко меняющемся мире. При всем разнообразии тем и подходов к их интерпретации художественные, публицистические и зачастую даже научные тексты представляют единый дискурс - дискурс этнической идентичности.
Главной характеристикой современной бурятской идеологии выступает ее направленность нареэтнизацию (связанную более всего с идеологемойpatrie en danger).Возвращенная этничность понимается идеологами национального возрождения как результат реализации программных установок, принятых как "руководство к действию" на Всебурятских съездах и включающих, в частности, требования о придании приоритетов бурятской самобытной культуре, хозяйственной деятельности (ведение скотоводства, земледелия, охоты, рыболовства, ремесел), жизнеобеспечения (жилищного строительства, одежды, обуви, убранство дома), собственной соционормативной культуре (совокупности общественных и семейных традиций, морально-этических и правовых норм, взглядов, установок) и самобытной культуре художественного творчества, духовно-образовательного познания мира, языку народа (Из "Постановления II Всебурятского съезда по отчету совета ВАРК, 1996 г.").
Постсоветский период связан с мобилизацией этничности и ее политизацией, вследствие активизации этнонационалистического движения, в котором было выделено три стадии. На первом этапе (конец 80-х - начало 90-х гг. XX века) были сформулированы наиболее радикальные требования политического характера: на фоне глубокого политического кризиса и развала СССР, бурятский национализм претендовал на максимально возможное расширение политических и экономических прав и полномочий бурятской государственности (признание политического и экономического суверенитета Бурятии, воссоединение основной массы бурятского народа в рамках единой Бурятской республики, возвращение республике прежнего названия - Бурят-Монголия; восстановление значимости идеи панмонголизма и т.п.). Основными политическими акторами, осуществлявшими концептуальное наполнение бурятского националистического проекта, в это время стали радикальные общественно-политические движения ("Нэгэдэл" и Бурят-Монгольская Народная Партия).
Следующий этап (вторая половина 90-х гг.) характеризовался спадом этнополитической напряженности в республике, что объяснялось, в первую очередь, относительной стабилизацией политического положения в целом по РФ и укреплением влиятельности центральной власти на периферии, - время поиска баланса интересов между этническими (подававшимися все же в политизированном ключе) и общегражданскими ценностями. Наконец, третий этап развития этнонационализма в Бурятии связан с актуализацией во внутриполитической жизни Федерации идеи укрупнения регионов или губернизации, когда бурятский национализм приобретает ярко выраженный защитный характер. Именно на этом этапе национальная государственность стала интерпретироваться как центральный и главный символ бурятской этничности.
Идеологема"отечество в опасности" приобретает особую политическую актуальность в последнее время, когда становится все более очевидным грядущее изменение очертаний субъектов РФ за счет отказа от национально-территориального принципа. Начинающийся сейчас новый этап этноидеологии обращает внимание не только и не столько на собственно вопросы реформы, а на весь комплекс этнического (включая сферы политики, культуры, экономики). В этом контексте нами рассматривался национализм как политическое движение, которое должно подразумевать конструктивную идеологиюсецессии илиирредентизма, вне зависимости от того, насколько она может быть реализуема ныне или в будущем.
Можно говорить о высокой степени политизации этничности, декларативности высказываний и отсутствии стратегических и тактических программ, что характерно не только для бурятского, но и вообще для российского национального движения. Вхождение бурят в новую политическую реальность, начавшееся еще в период советской демократизации, происходило под знаком выбора новой политической идентичности. Эту новую идентичность составляли, с одной стороны, культурный и геополитический компоненты (бурят-монголы), с другой стороны, этнополитический (коренной государствообразующий народ).
Наше исследование представляет собой анализ того, какие место и роль сыграла борьба за новые политические идентичности бурят в политической жизни постсоветской Бурятии, а также реальный политический вес такого ее этнополитического компонента, как этнонационализм. Нами отмечено, что для конструирования современной политической идеологии представителями интеллектуальной элиты (профессиональными историками, философами и этнологами) характерно сочетание рациональных основ и обращения к прошлому, что смещает содержание понятия "идеология" в сторону того, что можно обозначить как "мифология". В рамках этой группы вырабатывается стратегия поддержки и сохранения этнической идентичности, создания образа этноса, формирования этнических стереотипов, отношения к определенным феноменам как к этническим. Обращение к культурным традициям становится особенно важным в создании новой (по сравнению с недавним социалистическим прошлым) символической системы. В завершающей части проекта, так же как и в предыдущих, общественно-историческая реальность бурятского сообщества данного периода рассматривается в дискурсивной перспективе.