В XVIII в. в политике правительства возобладал курс на сдерживание церковного строительства. Власти считали, что ограничение или даже уменьшение числа церквей и часовен автоматически приведет к уменьшению финансовых и трудовых затрат населения, сохранению материальных ресурсов и сокращению неподатного населения. Первыми шагами в этом направлении стали меры по ограничению и запрещению часовенного строительства, вошедшие в историю как "часовенный разбор".
В Восточной Сибири в начале XVIII в. строительство часовен приобрело широкий размах. В документах того времени можно встретить описания организации часовенного строительства. Например: "...В нынешнем 1712-м году июля в 7 день били челом... Спасского монастыря строитель монах Флор и вся братия, чтоб великий господин... благословил и велел строить на Илге же в монастырской Анасимовской деревне на Тыпте часовню во имя Стретения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и Святого Пророка Илии Оезвитянина... и тебе б попу Ивану заложить тое часовню на заимке Тыпте с молебным пением без всякого отлагательства... А дани с тоя часовни брать в казну великого господина по три алтына по две деньги на год..." 103
Коренной перелом по отношению к этим культовым сооружениям произошел 25 ноября 1707г. Именным указом их строительство повсеместно было запрещено. Однако в Сибири этот указ не исполнялся. Филофей Лещинский и Иоанн Максимович продолжали выдавать благословенные грамоты на строительство часовен. Так, в 1710г. было разрешено строительство часовни в Балейской деревне, а в 1712г. в Анисимовской заимке и др.
28 марта 1722г. Синод принял новое, более радикальное решение "о разобрании всех существующих часовен и нестроении впредь новых" 104. Объяснение давалось простое - "в городах и селах обретается и кроме часовен довольно церквей для славословия божьего имени правильно созданных и посвященных" 105. Указ был разослан по епархиям и немедленно вступил в силу. По всей стране начался так называемый "часовенный разбор". Из часовен выносились иконы и дорогие предметы культа, снимались колокола, описывалась казна, а сами часовни разбирались, забивались или передавались частным лицам под хозяйственное использование.
В Сибири в это время тобольскую кафедру занял новый митрополит Антоний Стаховский, активно проводивший правительственную политику. В начале он попытался приостановить ход "часовенного разбора", направив 20 января 1723г. прошение в Синод, в котором указывал, что много часовен построено для "новокрещеных инородцев", просивших их не разбирать. Решение Синода не заставило себя долго ждать. Уже в 1724г. в Тобольск поступил ответ: "...воспрещается возобновлять их у инородцев в Тобольской епархии" 106. При этом предписывалось строить на их месте церкви, взяв с инородцев "крепкое обязательство" о содержании церквей и духовенства.
Пик закрытия часовен в регионе пришелся на 1723г. В 1724-1725гг. "запечатывания" продолжились, но они уже не носили столь массового характера. В ходе "часовенного разбора" в Восточной Сибири перестало существовать более 60 часовен.
Всю ответственность по закрытию и разбору этих культовых сооружений митрополит возложил на заказчиков. К делу привлекались и мирские лица: старосты, сотские, десятские и проч. За ходом исполнения правительственного указа 1722г. наблюдали и гражданские власти.
Процедура "запечатывания" состояла в изъятии часовенной казны, передаче в близлежащие церкви всех икон, колоколов, утвари и предметов культа, снятии с крыши креста или головки. Освободившееся здание правительство предписывало использовать под иные, даже не связанные с культом, назначения, забить или разобрать совсем.
Примером "запечатывания" может служить судьба Кежемской Николаевской часовни. Ее построили в начале XVIII в. крестьяне Кежемской слободы (первоначально называвшейся Парабельской) во имя св. Николая. Часовню приписали к Богоявленской церкви Братского острога. В 1723г. священнику этой церкви Никифору Иванову поступило предписание "запечатать" Николаевскю часовню. 1 апреля этого же года он прибыл на место. Из часовни было изъято 15 икон, все предметы культа, 2 колокола, 9 книг и 25 рублей из часовенной казны. Сохранился список культовых принадлежностей, по которому можно судить об имущественном положении часовен: "1723 году апреля 1 дня Братского острогу Богоявленской церкви поп Никифор Иванов дал сию росписку Брацкаго присутствия деревни Кежемской крестьянскому сыну Тимофею Дементьеву в том, что принял у него часовни Николаевской святые иконы и прочее часовенные требы, такожде и наличные денежной казны, а что принято писано ниже сего. Образ Нерукотворенный Господа нашего, образ Пресвятые Троицы в деисусе, образ Вседержителя, образ Пресвятые Богородицы, образ Предтечи Иоанна на окладах серебряных, образ Архангела Михаила, образ Ангела Гавриила, образ Петра и Павла, образ Павла Апостола, образ Николая Чудотворца с венцем и гривкой серебряные, образ Воскресения Господня, образ же Нерукотворенного Господа Бога нашего, образ Николая Чудотворца в киоте, лампада медная луженая. Ящик кованой железом в тот ящик положены ризы камчаты, плат столовой, пять убрусов камчатых; крест благословенной писан краской; кадило медное гладкое, два колокола весом полтора пуда. Книг печатных Апостол, Скрижаль, Шестоднев, Минея общая, Триодь Постная, два пролога, полугодовая книга с житием Николая Чудотворца, книга Ефрема Сирина. Денег двадцать пять рублей. Росписку писал диакон Брацкого острогу церкви Богоявленской Алексей Михайлов" 107.
После "запечатывания" богослужения в часовне не проводились 5 лет. В 1728г, после подачи прошения тобольскому митрополиту, часовню восстановили. Однако вещи были возвращены не все, что послужило поводом для разбирательства, в ходе которого и обнародовали данную расписку. В конце 1734г. жители слободы узнали о содержании нового ограничивающего указа. Кежемцы не стали вновь испытывать судьбу. Урок, полученный в 1723г., оказался достаточно свеж в памяти, поэтому уже в следующем году - 14 марта 1735г. они обратились к иркутскому епископу Иннокентию Неруновичу с прошением "чтоб прирубить к часовне олтарь и освятить ее в церковь и дозволить им сделать збор на заведение колоколов" 108. Благословение было получено, и уже в июле 1737г. большеокинский священник Стефан Шергин и иеродьякон Дометиан освятили новую Кежемскую Николаевскую церковь.
Иногда "запечатывание" встречало резкое сопротивление со стороны населения. В Тункинском остроге оно едва не переросло в вооруженное противостояние. Часовню в этом остроге построили казаки при возведении самого укрепления, прирубив к острожной стене еще три стены. Поводом для ее возведения стало "явление" иконы св. Николая. Данная икона особенно почиталась не только русскими поселенцами, но и бурятским населением. В 1723г. для упразднения Николаевской часовни в Тунку прибыли священник Василий Канаровский и казачий командир Черепанов. При запечатывании часовни следовало вместе со всей утварью вывезти и почитаемую икону. Но как только священник Канаровский и Черепанов с казачьей командой направились в сторону часовни, в остроге ударили в набат. Прихожане и новокрещеные инородцы преградили путь прибывшим и не допустили их к часовне. Ни доводы Черепанова, ни уговоры священника ни к чему не привели. Командир, оскорбившись непослушанием, снял саблю и бросил ее на землю. В итоге верующие устояли и не позволили тронуть часовни 109. Однако этот случай остался единственным в истории упразднения часовен в Восточной Сибири.
Контроль за ходом "разбора" митрополит Антоний поручил служителю архиерейского дома Ивану Евстафьеву. Ему предписывалось ехать в "низовые города" - Томск, Енисейск, Туруханск, Иркутск, Нерчинск, Киренск и Якутск для проведения ревизии. Кроме того, контроль осуществляли инквизиторы, под надзором провинциал-инквизитора Арсения Иевлева.
Своими действиями власти поставили верующих перед выбором: смириться с закрытием построенной ими часовни или "слезно молить" епархиального архиерея о разрешении прирубить алтарь и тем самым перестроить часовню в церковь. Многие общины пошли именно по этому пути, что дало мощный импульс для церковного строительства в регионе. В этот период были перестроены в церкви часовни в Карапчанской, Усольской, Бадайской и др. деревнях.
"Часовенный разбор" оказал значительное влияние на весь процесс становления православия в регионе. Часовни занимали свою нишу в общей системе церковного строительства. Они являлись первыми православными культовыми сооружениями в русских поселениях. Поселения не всегда являлись стабильными, так как могли переноситься на другое место, сгорать, разрушаться в ходе столкновений с коренным населением. Поэтому сразу строить церковь, как правило, не решались. Кроме того, требовалось время для того, чтобы обжиться на новом месте, наладить хозяйство, накопить капитал для церковного обеспечения и содержания причта. Часовня же позволяла на первых порах удовлетворять религиозные потребности: совершать общественные моления, приглашать "перехожего" священника и т.п. После того как поселение сформировалось, определился состав религиозной общины, верующие приступали к строительству церкви. Этим и объясняется временной разрыв между появлением часовни и строительством церкви. Устранение этого звена разрушало устоявшуюся схему, сложившуюся почти за вековой период, что сказалось на темпах церковного строительства, особенно во второй-третьей четверти XVIII в.
Вторым последствием такого шага стал удар по религиозным чувствам. "Запечатывалось" или вообще разбиралось здание, в возведении которого многие принимали личное участие, увозились иконы, которые верующие передавали в часовню, изымалась казна с их пожертвованиями. Заявления властей об излишестве часовен или возможности распространения раскола выглядели неубедительно.
Закрытие часовен сказалось и на доходах архиереев, так как каждая из них облагалась налогом. Например, с Анисимовской Ильинской часовни собиралось 3 алтына 2 деньги, Балейской Спасской - 25 коп. Если со всех церквей и монастырей учрежденной в 1727г. Иркутской епархии собиралось в архиерейскую казну 108 руб. 2 коп., то сборы с часовен могли увеличить доход более чем на 20%.
"Часовенный разбор" обогатил многих часовенных старост. В ходе закрытия они не показывали наличие казны или передавали только небольшую ее часть. Так, старосты Петропавловской часовни Разводинской деревни при "разборе" не передали ни копейки в Крестовоздвиженскую церковь Иркутска, к ведению которой их отнесли. До этого часовенный сбор составлял 25-30 руб. Священник Крестовоздвиженской церкви Иван Карамзин, возмущенный своеволием старост, обратился за "управой" к епископу Иннокентию Кульчицкому. Епископ принял следующее решение: "С сей поры часовни в Разводинской деревне не быть". Только спустя 3 года, при поддержке нового священника Крестовоздвиженской церкви Власа Миронова, жителям этой верхнеангарской деревни удалось "умолить" архиерея изменить решение. Распоряжением от 23 июня 1730г. Иннокентий благословил возобновить данную часовню, но потребовал завести специальную сборную книгу, в которую часовенные старосты заносили бы все денежные поступления, а священник проводил постоянную сверку "часовенных сумм" 110.
"Часовенный разбор" продолжался почти 5 лет. 5 мая 1727г. Синод разрешил возобновить моления в неразрушенных еще часовнях и восстанавливать старые, при наличии ходатайств. Архиереям при этом указывалось "...разсматривать прилежно, чтобы не было правильного препятствия и раскольникам какого способу, а святым церквам обиды и уничижения" 111. В 1728г. это решение подтвердил своим указом Петр II. "Разбор" на некоторое время удалось прекратить и начать восстановление часовен, которые приписывались к близлежащим приходским церквям.
В Восточной Сибири этот процесс совпал с учреждением самостоятельной Иркутской епархии и назначением первого епископа. К нему поступали многочисленные прошения об открытии старых часовен и построении новых. Все они, как правило, удовлетворялись. Началось "возобновление часовен". Это вызвало эйфорию в сибирском обществе. Зачастую сами прихожане восстанавливали свою часовню, без распоряжения епископа, ссылаясь на "государев указ". Другие прихожане стали обращаться к приходским священникам за разрешением о "возобновлении часовни".
Не желая упускать из-под своего контроля ход восстановления этих культовых сооружений, епископ проводил довольно жесткие решения. Например, прихожане Идинской Троицкой церкви уговорили священника Григория Борисова Смагина открыть две часовни: в Бейтоновской заимке и Евсевьевской деревне. В Евсевьевскую деревню священник выдал колокол и икону. Василий и Алексей Бейтоновы перенесли в часовню личные иконы. Епископ Иннокентий, узнав о своеволии священника, приказал часовни вновь закрыть, а священника Смагина выпороть плетьми 112. Все другие самовольно открытые часовни в епархии закрыли, а лиц, виновных в их восстановлении, наказали денежным штрафом.
Политику предшественника продолжил Иннокентий Нерунович. В ходе его первой поездки в Якутск выяснилось, что в Вешняковской деревне "самовольно устроена во имя Кирика и Улиты часовня". Епископ приказал ее "запечатать". Были закрыты и еще 3 самовольно восстановленные часовни 113.
Однако отступление правительства оказалось временным. Уже в 1734г. Синод вернулся к законодательству времен Петра I, правда в смягченной форме. 10 июня 1734г. последовало определение: старые часовни оставить в "прежнем состоянии", а новых не строить. Запрет касался также восстановления ветхих или сгоревших 114. Расчет делался на то, что со временем часовни сами собой прекратят свое существование по ветхости или от пожара.
Запрет на строительство часовен неоднозначно воспринимался епископатом. С одной стороны, архиереи должны были исполнять решение Синода, с другой - поддерживать прихожан в их религиозных чувствах, в стремлении иметь если не церковь, то хотя бы часовню. Географические особенности региона также накладывали свой отпечаток. В дни весеннего разлива рек многие верующие оказывались отрезанными от приходского храма. Это заставляло крестьян просить о построении часовни.
Тобольский митрополит Арсений Мацеевич, вопреки всем указам, продолжал выдавать разрешения на постройку часовен 115. Иркутские архиереи просто закрывали глаза на продолжавшееся часовенное строительство, оставляя его вне официальной документации. В 1747г., при объезде Иркутского уезда, выяснилось, что по дороге к Тункинскому острогу, кроме Введенской Верхнеиркутской и Николаевской Тункинской церквей, в д. Олха числилась часовня во имя святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова 116. Разрешительных документов на ее строительство не оказалось, она просто "появилась и числилась". Трудно поверить, что епархиальные власти не знали о ее строительстве. В Киренском духовном правлении строительство часовен велось в течение всего XVIII в. Церковные власти, не желая отвечать за сложившуюся ситуацию, просто вывели часовни из-под учета и не упоминали о них документах. Если же о строительстве часовен становилось известно, то всю вину перекладывали на "заводчиков".
Дальнейших уступок по вопросу строительства часовен правительство не сделало. Скорее наоборот, оно ужесточило контроль. Кроме епархиальных властей, контрольными функциями наделялись гражданские власти и органы мирского самоуправления. В "Инструкции соцкому с товарищи" от 19 декабря 1774г. предписывалось: "...чтоб во всяком жительстве ни вновь ни старых местах часовень, в которых бы божественные службы отправлять, никто не делал, о чем тебе соцкому с товарищи иметь в сотни своей крепкое смотрение, и строить не допускать; а кто тех селениев, за объявлением вами, силою своею строить таковые часовни отважится, о том вам в канцелярию рапортовать немедленно; а где сотни вашей в селениях ныне таковые часовни имеются, об оных в первоподаваемых рапортах изъяснить, кем и когда и по чьему приказу построены" 117. Снятие запрета на строительство часовен последовало лишь в XIX в.
Типичную картину для Сибири дает донесение одного из заказчиков тобольской митрополии Ф.Знаменского за 1744г.: "...чесовни вновь строят самовольно, но токмо креста вверху не воодружают, а имеюще их в молитвенные храмы в разные праздненства празднуют, а при других чесовнях и мертвых погребают, у которых чесовен збираетца денежная казна своим самоволством, а не вашим архипастырским благоволением... А наипаче выборные старосты при оных чесовнях сами собою зборную казну изнуряют" 118.
Таким образом, несмотря на все запретительные меры правительства, строительство часовен в Сибири продолжалось в течение всего XVIII в. Но официального учета со стороны епархиальных властей не велось, они просто мирились с таким фактом. Официальная "легализация" этих культовых сооружений произошла в XIX в.
Церковное строительство в Восточной Сибири также осуществлялось в новых условиях. Продолжалась колонизация Восточной Сибири, увеличивалось православное население. Необходимо было сооружать новые церкви. Однако правительство регламентировало их строительство.
Рассматривая прошения о возведении храма, написанные в XVIII в., можно увидеть новые причины церковного строительства:
Типичными стали прошения о построении новой церкви на месте часовни или перестройки церкви "по малой вместимости". Например, в донесении жителей Кударинской слободы, поступившем в 1731г. в архиерейский приказ читаем: "В прошлом 721 году во оной Кударинской слободе вышереченная Богородцкая церковь построена за скоростию времене и за малом числе в то время прихожан весьма мала, потом же во оной церкви кладены во остари полы бывшей часовни, которые ныне велми согнили и нижной помост обвалился також и по верхней и под матную ныне поставлены подпоры. От чего ныне вышеписанной Богородицкой церкви служить весьма невозможно. Потом же за умножением народа велми утеснительно. " 121
Таким образом, церковное строительство в Восточной Сибири в начале XVIII в. заметно активизировалось. По-прежнему, основным инициатором его выступала приходская община. Однако после собора сибирского духовенства 1702г. церковная администрация более четко отслеживала этот процесс.
Во-первых, требовалось письменное решение мирского схода, оформленное в виде прошения на имя архиерея. В нем указывалась причина постройки, необходимость в данной церкви и источник финансирования строительства (например: "своим коштом", "усердием кого-либо" и т.п.). Так, в обращении тулунских крестьян, поступившем в архиерейский приказ в 1734г. говорилось: "Илимского ведомства Тулуновской деревни жители и выборный человек обыватель Михаил Иванов Руковишников, пашенные крестьяне и прочие тоя жители, по обещанию своему приговорили мы в Тулуновской деревне построить своим иждивением церковь во имя Святого Пророка Илии. А живем мы от приходской церкви Успенской Барлуцкой в дальнем разстоянии в пятидесяти тысячных верстах. Того ради всепокорно прошу вашего преосвященства дабы указом повелено было для божественной службы и народного умножения во оной Тулуновской деревне новую построить церковь" 122.
Во-вторых, определялся "выборный человек", которому поручалась организация строительства. Он доставлял прошение епархиальному архиерею, принимал благословенную грамоту, производил сбор средств и организовывал строительство. Сословная принадлежность "выборного человека" не играла главной роли. Известны имена многих "выборных". В Усольском селе им был казак Михалев, в Заларинском - крестьянин Осип Распутин и др.
В-третьих, необходимо было дождаться ответа архиерея, т.е. получить "благословенную грамоту", которая юридически оформляла пожелание мира, а впоследствии доказывала права прихожан на церковь (как сооружение). Типичным примером "благословенной грамоты" является грамота тобольского митрополита Антония: "Сего 1730 году сентября 29 дня нашему архиерейству в поданном прошении Илимского уезда Карапчанской деревни церковнаго старосты Евдокима да служылых Андрея да Якова Сизовых, со всеми оныя деревни обывателями написано: в прошлом де 727 году в помянутой деревни Карапчанской церковь во имя Святителя Христова Николая волею Божиею сгорела, но токмо во время того пожара и оной церкви антиминс, сосуды церковныя, святыя иконы и книги вынесено все. И со означенного же времени поныне во оной их Карапчанской деревне церкви не имеется. А без церкви им Карапчанским обывателям в подобающих по христианскому закону потребах нужда бывает крайняя. Понеже де к той и деревне других церквей в близости не имеетца, и чтоб нашему Архиерейству пожаловать их просителей благословить и велеть на вышеявленном погорелом месте церковь во имя тогож Святителя Христова Николая построить новую и егда совершенно построится, освятить, и о том бы от нашего архиерейства дать благословенную грамоту. И мы Архиерей вышеявленное прошение приемше, на вышеявленном в деревне Карапчанской церковном погорелом месте вышетребуемую к новому строению церковь по церковному чиноположению обложивше, строить им просителем благославляем" 123.
Само же строительство занимало несколько лет. Так, для сооружения Заларинской Николаевской церкви "благословенная грамота" поступила в марте 1740г., а работы завершили в декабре 1745г. От получения грамоты до окончания работ при Тулунской Покровской церкви прошло 6 лет - с 1734 по 1740гг. Скорость строительства зависела от размеров храма и состоятельности прихода. Строительство шло быстрее, если церковь строилась на месте часовни или к часовне прирубался алтарь. В Кежме разрешение на пристройку алтаря к часовне получили в марте 1735г., а уже в июле 1737г. состоялось освящение Николаевской церкви.
Иногда строительство церкви останавливал недостаток средств. В этом случае вновь обращались к архиерею. Из архиерейского приказа, а позднее духовной консистории, выдавалась "шнуровая тетрадь" и "запечатанный ящик" для организации сбора средств. В "шнуровую тетрадь" записывали всех вкладчиков и "доброхотных дателей", а в ящик складывались собранные средства. Сбор средств поручался тому же выборному человеку. При получении тетради и ящика строго оговаривалось место сбора: по епархии, в рамках города, в пределах уезда. После сбора "шнуровые тетради" тщательно хранились при церкви. Благодаря им мы знаем имена многих жертвователей.
Ярким примером строительства общими усилиями служит возведение каменного Богоявленского собора в Иркутске. Сбор средств велся с 1717 по 1731 гг. Вклады оказались очень разными: "комендант Лаврентий Ракитин с братом Иваном вложили 2 тысячи рублей... Солевычегодский торговый человек Михаил Новосильцев пожертвовал алмазные серьги по цене 31 рубль; подьячий Гаврила Карпов приложил 1 рубль, Никита Бояркин — безмен воску, Михайло Никифоров отдал серебряную цепочку; посадский Илья Зубов приложил на церковное строение постав камки семиланной [т.е. рулон китайской ткани — А.С.]; монах Сильвестр подарил 2 рубля да кожан половинчатый, а тот кожан продан за 7 гривен" 124. Подобных записей в книге множество, что свидетельствовало о широком участии горожан в сооружении собора.
В-четвертых, построив церковное здание, верующие вновь направляли прошение главе епархии. Архиерей выдавал разрешение на освящение - "данную грамоту", антиминс, назначал лиц, кому поручалось провести обряд, и определял ежегодный оклад, выплачиваемый из доходов церкви в архиерейскую казну. Тем самым юридически фиксировалось появление нового храма на территории епархии.
В XVIII в. изменилась география размещения церквей. Если ранее церковь строилась в городе, остроге или хорошо укрепленном поселении, то в начале XVIII в. приходские храмы "вышли" за пределы острожных стен и стали образовывать цепь последовательно расположенных церквей. Крестьяне, продвигавшиеся вслед за вооруженными отрядами казаков, расчистив лес и поселившись на "займище", построив дворы, неминуемо удалялись от приходской церкви, расположенной в остроге. Вследствие неудовлетворительности путей сообщения и удаленности от храма религиозное общение прерывалось: поселенцы не всегда могли навестить храм, а священники, в свою очередь, зачастую не хотели совершать "за дальностью" треб, отговариваясь отсутствием храма на месте. Тогда прихожане принимали решение о постройке храма.
На начальном этапе освоения территории поселения возникали по рекам, речным долинам, вдоль дорог, поэтому населенные пункты представляли собой длинную полосу из небольших строений, растянувшихся на несколько верст. В таких селах приходилось сооружать не только церковь, но и часовню. Впоследствии огромное значение для региона приобрел Московский тракт. Начиная со второй половины XVIII в. вдоль него возникают устойчивые поселения крестьян, ямщиков и др. поселенцев. Здесь же разворачивается и церковное строительство. В конце XVIII в. началось строительство церквей в отдаленных селах, жители которых не всегда могли добраться до приходской церкви. Таким образом в регионе продолжалось формирование сети православных храмов, постепенно охватившей большую часть территории Восточной Сибири.
Другим фактором, определявшим темпы и характер церковного строительства являлась правительственная политика. Правительство обладало двумя важнейшими рычагами: финансовым и административным, с помощью которых оно отстаивало интересы государства. Первым шагом в этом направлении стал отказ от прямого финансирования церковного строительства. В документах начала XVIII в. практически не встречается ни одного указа или высочайшего распоряжения по вопросу выделения денежных средств на строительство приходской церкви. Мирские челобитные о материальной помощи со стороны государства встречали отказ или оставались без ответа. Правительство предпочитало, чтобы крестьяне сами строили церковь и несли расходы по ее обеспечению. При этом за ними признавалось право "призвать" священника к церкви по своему усмотрению, а роль архиерея сводилась к распоряжению о благословении нового храма и посылке антиминса на алтарь 125.
Другой мерой правительства стало ограничение использования ряда материалов при постройке церкви. Медь и олово в начале XVIII в. исключительно направлялись на военные нужды. Литье колоколов на некоторое время приостановилось. Запрещалось также выделять и использовать "добрый" лес, годный к корабельному строению. В Сибири данная мера в ряде мест стала трактоваться как ограничение на порубку леса для строительства храмов. Потребовалось дополнительное разъяснение, поступившее со значительным опозданием — только в 1751г., предписывавшее "не чинить препятствий в порубке леса в Сибири на построение церквей" 126.
Самые радикальные шаги по ограничению церковного строительства власти предприняли в 1722г. Первоначально вышло синодальное определение, а 31 октября 1722г. и императорский указ, предписывавшие "...всем архиереям и прочим чинам объявить и письменно подтвердить, чтоб как архиереи, так и по монастырям и прочим местам церквей, где наперед не бывало или хотя и бывало, но за умалением прихода и за скудостью потребных и за другими неудобствами быть не у чего: вновь без указания Синода не делали бы". Объяснялось подобное решение тем, что возникло "небрежение славе божьей в лишних церквях и в множестве попов".
Для того чтобы приступить к постройке храма, требовалось доставить челобитную или прошение в Синод. Составляли ее по особой форме с указанием: "На каком месте и на чьей земле, каменную или деревянную церковь построить кто желает, и во чье имя, и какая нужда к тому новой церкви строению ведет, и чем он будет священнослужителей довольствовать, и откуда оная церковь по всегдашнему священнослужению потребное получать будет, и какое на то положит он утверждение, и не сумнительная ли в том будет надежда, и при коликах какого звания приходских дворах быть имеет, и те дворы до того времени в которых приходах и в коликом разстоянии от онаго места обретаются". За достоверность представленных сведений отвечал архиерей, который обязывался "изследование с достоверным свидетельством правдиво чинить".
Челобитчикам предписывалось "ожидать решительных из Синода указов, никому церковного строения не позволять и не строить, под тяжким штрафованием". Указ не делал никакого исключения и для сгоревших церквей: "В которых местах построены издавна деревянные церкви от огненного запаления сгорят, требователям чинить как выше сего изображено" 127.
Указы 1722г. не замедлили сказаться на темпах церковного строительства: в регионе начался спад храмостроительства. Прихожане и церковная администрация оказались не готовы к столь радикальным мерам властей. Тобольский митрополит разрешил прихожанам достроить начатые церковные здания, однако новых "благословенных грамот" не выдавал, ожидая распоряжений Синода.
Всем было ясно, что выполнение данного указа в полном объеме привело бы к окончанию церковного строительства в регионе. Во-первых, около года ушло бы на согласование с епархиальными властями и проведение различных "изследований". Во-вторых, отправление ходатая в столицу и его возвращение также требовало не менее года. Неизвестно, сколько пришлось бы ждать решения Синода. В-третьих, потребовались бы значительные денежные затраты на дорогу, подарки для чиновников и др. И, наконец, само строительство приходской церкви заняло бы не менее трех лет. В результате верующим в Восточной Сибири пришлось бы ожидать около 7 лет. При этом затраты на строительство превращались в непосильные для большинства общин. К тому же церкви в Сибири очень часто горели. Многие первые храмы были небольшими и маловместительными.
В 1723г. Синод издал распоряжения, несколько смягчавшие положения указа 1722г. Он разрешил строить новые церкви вместо сгоревших и обветшалых, "таких, которые были обложены данью, занесенною в табельный оклад" 128. Доклада в Синод или особого его распоряжения не требовалось, решение принимал архиерей.
22 декабря 1726г. правительство вновь разрешило архиереям санкционировать возведение церквей. Однако сохранялось требование "излишних церквей не строить". Указ 1726г. позволил сибирским архиереям возобновить выдачу "благословенных грамот" и легализовать церковное строительство, которое осуществлялось самовольно - "без указу".
В новом указе от 9 октября 1742г. предписывалось: "С сего времени впредь кто будет просить о строении вместо сгоревшей, а наперед сего на том месте церковь была и подлинно сгорела или вместо ветхой, то тое ветхую (буде она совершенно ветха и служить в ней невозможно) разобрать, и вновь на том же месте и в то же наименование по подобию прочих святых церквей строить". Власти также "позаботились" и об оставшемся материале: "лес, ежели угоден явится, употреблять в строении новой церкви, а прочее ветхое употреблять же в церковное топление или на печение просфор и другим никому ни на что того церковного леса не растощать" 129.
Окончательное же решение вопроса о санкционировании церковного строительства состоялось при Екатерине II. 10 декабря 1770г. Синод опубликовал определение, предписывавшее:
В 1778г. своеобразным ходатаем от Сибири выступил тобольский губернатор Д.И.Чичерин. В своем обращении к Синоду он указывал: "...в Тобольской губернии по великой обширности оной и безчисленного множества пустых земель, лежащих в отдалении от прежденаселенных жилищ, по именным указам приведенными из России посельщиками больше 40 тысяч душ мужеска пола заселено великими слободами, разстоянием от церквей от 150 до 300 верст, чем претерпевая великую нужду, неотступно просят о построении своим коштом церквей, но как без докладу Синоду Преосвященный тобольский о строении вновь церквей дозволения дать не может, а между тем время продолжается в их терпении", то не даст ли Синод указ тобольскому архиерею самому разрешать строить новые церкви "по представлениям к нему от него, господина губернатора" 131. 19 сентября 1778г. Синод удовлетворил просьбу губернатора. Подобный прецедент впоследствии использовали и в Иркутской епархии.
Еще одним шагом правительства стала регламентация местонахождения церкви при организации строительства. В 1723г. Синод принял решение, предписывавшее церкви "строить только в деревнях, находящихся в дальнем разстоянии от существующих церквей.... и имеющих от 60 до 80 дворов" 132. 25 ноября 1757г. последовал еще один указ, уточнявший указ 1723г. Теперь архиерей мог разрешить строить церковь при условии, что от селений до старой церкви расстояние было больше 20 верст 133.
В 1770г. власти снизили эти нормы, разрешив строить, если в сельских приходах будет не менее 40 дворов, а в городских - не менее 20. В одном правительство оставалось последовательным - малоприходных церквей возводить не разрешалось. Контроль за этим возлагался не только на духовные власти, в лице архиерея и заказчиков, но и гражданские - губернаторов, сотских и др. лиц.
В Восточной Сибири требования, предусмотренные законодательными нормами об указании числа дворов и способах содержания духовенства, зачастую не соблюдались. В первой четверти XVIII в. в регионе трудно было найти село, имевшее от 60 до 80 дворов. Однако жители скоро нашли выход из сложившегося положения. Они приписывали к приходу различные зимовья, заимки и временные поселения. Кроме того, прихожане оставляли за собой право "подобрать" духовенство и определить размер выплат по договору, который находил свое отражение в другом документе - "выборе". В результате разрешался вопрос о содержании духовенства, послуживший поводом для указа. Иркутские епископы, заинтересованные в увеличении количества православных храмов, поддерживали прихожан в их стремлении иметь церковь и практически не проводили "изследований" о количестве дворов. Но если от духовенства поступали жалобы на невыплату оговоренного содержания, следовало немедленное закрытие церкви.
В XVIII в. власти все настойчивее требовали ограничить сооружение деревянных церквей и перейти к каменному строительству. И снова интересы восточной окраины оказались ущемленными. В Сибири обращаться с топором умел каждый крестьянин, а каменные работы требовали особых навыков. В сибирских городах работали кирпичники, каменщики, но для строительства большого культового сооружения требовались подмастерья каменных дел, уставщики, которых регион не имел. Начиная с XVII в. Сибирский приказ постоянно направлял за Урал московских мастеров. В 1680г. они приступили к строительству Софийского собора в Тобольске, ставшего первым каменным культовым сооружением в Сибири. В XVIII в. мастера и подмастерья каменных дел присутствовали в Енисейске, Красноярске, Иркутске. Однако удовлетворить всех потребностей края они не могли. Поэтому большинство церквей в регионе были деревянными.
Как правило, такие церкви существовали недолго - в среднем 25 лет. Некоторые ветшали и требовали капитальной перестройки, другие оказывались маловместительными при увеличении прихода, но больше всего церкви страдали от пожаров. Сохранились многочисленные прошения, поступавшие в консисторию, свидетельствовавшие о катастрофических последствиях пожаров, после которых прихожанам приходилось восстанавливать храм. Например, в феврале 1728г. "святитель Иннокентий разрешил постройку новой церкви в Олонском селении, на месте сгоревшей Благовещенской, и дал прихожанам сборную книгу. До строения храма богослужения отправлялись в сохранившейся часовне, с тем, "чтоб эта часовня по выстроении храма была упразднена" 134.
Пожар 1748г. в Иркутске повредил Прокопьевскую (Чудотворскую) церковь и прилегающие строения. Причина пожара оказалась проста: "Загорелось в нижней церкви от печи" 135. В 1770г. в Окинском селении сгорела Ильинская церковь. Жители обратились к иркутскому епископу Михаилу Миткевичу с просьбой о переносе церкви из Братской Спасской пустыни, упраздненной после реформы 1764г. Перенос состоялся в 1776г., в 1778г. ее освятили, и начались регулярные богослужения.
Попытку уменьшить ущерб, причиняемый приходским церквям пожарами, предпринял иркутский епископ Софроний. В своих поездках по епархии он обнаружил, что многие церкви отапливались "по черному". Например, в Илимской Введенской церкви печь размещалась под полом, во время топки дым шел в трапезную, наглухо закрытую в это время от храма. В верхней части стены было прорублено окно, через которое дым выходил наружу. После топки печь "куталась" и открывались двери и специальные окна между трапезной и храмом и, таким образом, нагревалась вся церковь 136. Епископ запретил в новых храмах выкладывать печи "по черному", а в уже существующих предписал провести перестройку и вывести дымоходы наружу. Эта мера дала положительный эффект, но в целом устранить пожары в церковных зданиях не удалось.
Правительство, желая избежать пожаров в церквях, по-прежнему настаивало на строительстве каменных зданий. Учитывая сложившиеся реалии, в первой половине XVIII в. эти требования носили рекомендательный характер, но во второй половине века они все более напоминали приказы. В 1775г. тобольский губернатор Д.И.Чичерин сообщал, что "в силу высочайших повелений деревянных церквей строить не велено" 137.
Такая же позиция была высказана в указе Павла I от 24 декабря 1800г. предписывавшем: "Вместо погоревших или обветшавших деревянные церкви не строили бы, но строили бы везде каменные" 138. Это заставило иркутского епископа Вениамина Багрянского обратиться в Синод. Однако особых уступок добиться не удалось. Из Синода поступил неутешительный ответ: "...строили бы везде каменныя и смотря по возможности способов хотя не огромныя могут обойтись в самую умеренную цену и может быть не дороже деревянных к чему преосвященному епархиальному архиерею по их пастырскому долгу и склонять просящих о построении но если бы случилось уже где либо в селении необходимая нужда в построении деревянной церкви и не было бы никаких способов зделать каменную в таковом случае преосвященный архиерей должен предложить тем прихожанам не согласятся ли они чтоб приход приписан был к другим церквям по близости их состоящим. Буде же и в сем найдено затруднение... тогда уже... предоставлять на разсмотрение Святейшему Синоду, который по уважению обстоятельств будет иметь о том разсуждение" 139.
Но Восточная Сибирь не могла строить только каменные церкви. Генерал-губернатор Сибири И.О.Селифонтов обратился к обер-прокурору Синода с просьбой разрешить в Сибири строительство деревянных церквей, передав его "на разсмотрение епархиальных архиереев по сношению с гражданским начальством" 140. Только после этого удалось добиться от правительства небольшой уступки и обеспечить церковное строительство.
В каждом из регионов Восточной Сибири храмостроительство имело свои особенности. В Приенисейском крае оно осуществлялось довольно активно. Уже к 1738г. здесь насчитывалось 58 приходских церквей: в Енисейском уезде - 31, в Красноярском уезде - 22 и в Туруханском уезде - 5. В 1773г. их количество увеличилось до 72, а к 1794г. до 75. Наиболее активно шло строительство в Красноярском уезде, где количество церквей к 1781гг. увеличилось на 60%, по сравнению с 1738г., достигнув 37. В Енисейском уезде темпы оставались низкими. Увеличение количества церквей здесь составило всего 10%, в 1773г. здесь действовало 34 приходских храма, а в 1781г. — 33. Никаких изменений не наблюдалось в Туруханском уезде, где за период с 1738 по 1781гг. не было построено ни одной новой приходской церкви 141.
Духовным центром Приенисейского края оставался Енисейск, где к 1780г. имелось 5 приходских церквей, а в конце XVIII в. — 9, при этом все они были каменными 142. В Красноярске и Туруханске имелось по 2 церкви 143.
Ярким примером культового строительства в Енисейске служит возведение Богоявленского собора. Он был построен на средства московских дворян Семена и Епифания Недельных на месте сгоревшей деревянной церкви. Собор был заложен в 1738г. Главный храм Богоявления начал действовать в 1750г. К нему пристроили северный придел Сергия Радонежского и южный придел Введения (1764г.). В 1760г. на средства купца Семена Трескина был сооружен верхний Никольский придел. В 1779-1780г. им же были построены двухэтажные каменные палатки, охватившие с двух сторон колокольню. Продуманные пропорции, богатый декор и живописный силуэт делали пятиглавый Богоявленский собор представительным и торжественным. Собор находился на берегу Енисея, который открывал прекрасный вид на храм. Позднее к Богоявленскому собору приписали две церкви: Входно-Иерусалимскую и Крестовоздвиженскую 144.
Значительно украсила Енисейск каменная Воскресенская церковь, которую заложили в 1735г. Ее возведение служило примером сотрудничества тобольского митрополита Антония Стаховского и иркутского епископа Иннокентия Неруновича, поскольку сбор средств, с разрешения архиереев, производился сразу в двух епархиях. Главный холодный храм Воскресения был освящен в 1747г. В 1757 и 1773гг. освятили Благовещенский и Казанский приделы. Колокольню возвели в 1760-е гг., а в конце XVIII в. церковь обнесли каменной оградой.
Первым каменным зданием Красноярска стал Рождественский собор на Стрелке 145. Его строительство продолжалось с 1759 по 1773гг. Возводили церковь енисейские каменщики. В ходе работы пришлось сменить несколько уставщиков.
После пожара 1773г. было решено перестроить вторую Покровскую церковь. Ее строительство шло с 1785 по 1795гг. В качестве образца жители Красноярска приняли Богоявленский собор Енисейска. В 1785г. по распоряжению коменданта Юшкова расчистили площадку. Сбор средств производили крестьяне Михаил Петухов и Андрей Истомин. Возводилась церковь всеми прихожанами, которые подвозили песок, кирпич, лес, воду, готовили бутовый камень. Чтобы ускорить работы, в 1789г. в каменный храм перенесли многое из внутреннего убранства старой деревянной церкви. Иконостас резал мещанин Федор Ушаков. Приделы были освящены в 1790г., а главный храм — в 1795г. 146
Развитие культового строительства в Приенисейском крае привело к складыванию енисейской школы сибирской архитектуры, в которой нашла отражение эстетика "низового" барокко. Основателями ее были приезжие московские мастера (Ф.Чайка) и уральские зодчие (А.Стахеев). Для начального этапа енисейской школы (первая половина XVIII в.) характерно использование трапезного типа церкви с трехчастным продольно-осевым построением плана и кубическим объемом одноглавого храма, несущим широкий восьмерик (Богоявленский и Спасский соборы, Воскресенская церковь Енисейска; Воскресенский собор Красноярска). На втором этапе характерны трапезный тип церкви, малый восьмерик в завершениях храмов, многоярусная колокольня, пятиглавие московского образца (Троицкая церковь Енисейска, Покровская церковь Красноярска). Заключительный этап эволюции енисейской школы приходится на рубеж XVIII — XIX вв., связан с влиянием столичного барокко и его тобольского варианта. Характерна двухэтажная церковь, усложненная композиция пятиглавого храмового венчания, шпилеобразное завершение колокольни, сочетание гладких поверхностей фасадов с оригинальными формами наличников (Преображенская и Успенская церкви Енисейска, Успенская церковь с.Верхнеимбатское). В первой четверти XIX в. енисейская школа сибирской архитектуры прекратила существование из-за полного изменения системы проектирования и строительства культовых сооружений 147.
Постоянно увеличивалось количество церквей в Якутии. В 1700г. в крае действовало только 3 церкви. К 1735г. их было 7, в 1755г. - 10, в 1781г. — 12, а в 1800г. - 16.
Центром церковного строительства в крае являлся Якутск. В конце XVIII в. в городе имелось 5 церквей. Активизировать церковное строительство заставил большой пожар, произошедший зимой 1701г., в ходе которого погибла Троицкая соборная церковь, колокольня и другие церковные постройки. Вместо деревянной церкви решено было построить каменный храм. Жителей убедили воеводы Шишкины, сторонники каменного зодчества. Сбор средств продолжался более 6 лет. 27 июня 1708г. иркутский викарный епископ Варлаам Коссовский заложил храм во имя Святой Живоначальной Троицы. Возведение каменного собора стало крупнейшим событием в истории православия в крае. Собор вместе с колокольней доминировал над городом и резко выделялся на фоне деревянных построек. В 1718г. на посаде города казачьим головой Афанасием Шестаковым была построена церковь во имя Святителя Николая Чудотворца. В 1719г. жители города построили еще одну церковь — Рождества Пресвятой Богородицы. Таким образом, в Якутске имелось 3 приходских церкви. В 1760г. на посаде была построена Богородская церковь, а в 1773г. рядом с ней разместили каменную церковь, также названную в честь Богородицы.
Строительство церквей в улусах и поселениях велось не так активно. Оно началось в 1745г. К началу XIX в. в Якутии было построено 7 новых церквей в Вилюйске (1745г.), Нижнеколымске (1779г.), Жиганске (1784г.), Покровске (1787г.), Олекминске (1787г.) и других поселениях, восстановлена после пожара Амгинская Преображенская церковь. Таким образом, в Якутии в 1800г. насчитывалось 16 церквей (без учета монастырских), из которых 5 находилось в Якутске и 11 на территории края 148.
Наибольшее количество церквей в XVIII в. построили в Прибайкалье. В 1700г. здесь было 26 церквей. За первую четверть XVIII в. их число увеличилось более чем на 70% и достигло к 1725г. — 45. Во второй четверти XVIII в. темпы церковного строительства снизились — до 30% и оставались стабильными до конца века. В результате число церквей в 1750г. составило 59, в 1775г. — 73, в 1800г — 93, из них 79 являлись приходскими 149. В целом же в регионе за столетие число церквей увеличилось 3,6 раза.
Активнее всего храмостроительство шло в Иркутске. Если в конце XVII в. в городе имелось 3 церкви, то к концу XVIII в. их стало 13. При этом все они к концу столетия были каменными. Огромное значение в Иркутске имела частная инициатива горожан, особенно купечества, жертвовавшего значительные суммы. Как правило, деревянная церковь строилась за счет общины, впоследствии она заменялась каменной, за счет частных пожертвований. Так, на средства купца И.С.Бечевина началась перестройка в каменные сразу трех городских церквей: Знаменской, Благовещенской и Тихвинской. Купец М.И.Глазунов возвел Прокопьевскую (Чудотворскую) церковь, купец Ф.Щербаков — Крестовоздвиженскую, купец Я.Протасов — Владимирскую церковь и т.д.
Иркутские церкви отличались своими архитектурными достоинствами. Каменное здание Спасской церкви было заложено в 1706г. "усердием иркуцкаго воеводы Алексея Сидорыча Синявина с участием горожан и приходских людей". Работами руководил мастер каменных дел Моисей Долгих 150. Освящение церкви совершил 1 августа 1710г. епископ Варлаам Коссовский. К 1713г. строительство окончательно завершили и 3 декабря состоялось освящение Никольского придела. Спасская церковь стала первой каменной церковью в Иркутской епархии. В 1758г. к Спасской церкви пристроили каменную колокольню с "боевыми часами", а в 1770-1780-х гг. - дополнительные приделы. В церковных подвалах размещались кладовые, которые сдавались купцам для "помещения товаров", а также помещалась "государева казна". В начале XVIII в., вследствие близости Спасской церкви и Богоявленского собора, клир этих православных храмов был совместным и именовался соборным. В 1739г. произошло размежевание: Спасская церковь стала приходской с отдельным причтом и приходом.
Главным храмом епархии являлся Богоявленский собор. Деревянная церковь сгорела в 1716г. Каменный собор возвели на пожертвования иркутян. Работами руководил подмастерье каменных дел В.Гаряев. Постройка храма продолжалась долго, поэтому освящение проводилось по мере завершения отдельных частей: в 1724г. - Петропавловский придел, в 1726г. - основной престол, в 1729г. закончили колокольню. Работы завершились в 1731г., а отделка продолжалась до 1746г. 25 сентября 1746г. иркутский Богоявленский собор освятил архимандрит Вознесенского монастыря Нафанаил "с духовенством" 151. Регулярные богослужения в соборе проводились с 1724г. Первоначально к нему также был определен небольшой приход. В 1790г. собор перестал считаться приходским. Существовавший при нем приход отписали к Тихвинской и Спасской церквям. Храм вплоть до второй половины XIX в. имел статус кафедрального собора Иркутской епархии и вмещал до 2 тыс. верующих. Здесь же находилась усыпальница иркутских архиереев.
Расцвет церковного строительства в Иркутске относится к 1747-1780гг. За 33 года в городе было построено семь крупных каменных храмов, обладавших высокими художественными достоинствами. Ни в одном из сибирских городов мы не встретим такого всплеска церковного строительства. Все эти храмы созданы по канонам сибирского барокко.
Наиболее знаменита из них Крестовоздвиженская церковь, расположенная на высоком холме и хорошо видимая с разных концов города. Она привлекает внимание своими необычными очертаниями. Завершения храмов и колокольни с устремленным ввысь силуэтом удачно дополнены такими же небольшими главками над притвором и алтарями приделов. Но более всего удивляет эта церковь богатством и разнообразием декора, особенно на южном фасаде. Вся плоскость стены покрыта орнаментом сложнейших геометрических фигур с многочисленными выступами и углублениями, в которых ощущается влияние Востока. Эта церковь упоминается даже в учебниках по русской архитектуре.
Интересна и Троицкая церковь (освящена в 1778г.), построенная на "Медведевом бугре", недалеко от берега Ангары. Близкая по композиции к Спасской церкви, она отличается некоторой утяжеленностью, целостностью и монолитностью объема. Крупные восьмигранные купола колокольни и самого храма зрительно увеличивают массивность здания. В богатом узоре стен заметны мотивы украшений, использованные в Крестовоздвиженской церкви.
Своеобразна Михаилоархангельская (Харлампиевская) церковь (завершена в 1779г.). Она строилась на средства купцов и промышленников Е.Югова, умершего во время плавания в Тихом океане, и В.Балакшина. Оригинальная особенность этого величественного здания — картуши (декоративный элемент в виде щитка или свитка с закрученными краями) первого этажа. Картуш, для русской архитектуры XVIII в., "является символом мореплавания и открытий. Он перекочевал на стены храмов с мореходной карты". Облик этого морского храма отличается парадностью, представительностью архитектурного облика, пышным узорочьем фасадов.
Иркутск в XVIII в. превратился во второй религиозный центр Сибири, уступая по числу церквей только Тобольску. В церковных документах он всегда писался отдельно и выделялся из Иркутского духовного правления. Остальные города Прибайкалья выглядели в этом плане значительно скромнее. Потерял значение религиозного центра Илимск, где осталась только одна приходская церковь.
Успешно шло церковное строительство в Иркутском и Балаганском духовных правлениях. В этих округах число церквей увеличилось с 13 - в 1700г. до 60 - в 1800г. (в Иркутском — с 8 до 32, в Балаганском с 5 до 28 соответственно). Снизились темпы храмостроительства в Киренском духовном правлении. За столетие число церквей здесь увеличилось всего на 10, с 10 - в 1700г. до 20 — в 1800г. Средняя удаленность церквей друг от друга, составляла в Иркутском духовном правлении 27 верст, Балаганском — 50, Киренском — 80 152.
Каменное строительство в Прибайкалье осуществлялось в Иркутске, а также в Иркутском и Балаганском духовных правлениях. Всего же в Прибайкалье к концу XVIII в. находилась 21 каменная приходская церковь: 13 - в Иркутске, 6 - в Иркутском и 2 - в Балаганском духовных правлениях 153.
В Забайкалье строительство церквей шло медленне, чем в Прибайкалье. В 1707г. здесь стояла уже 21 церковь, в 1731г. — 23, в 1754г. - 33, а в 1792г. - достигло 40.
Духовными центрами Забайкалья являлись Нерчинск и Селенгинск, где находились монастыри. В Нерчинске в конце XVIII в. было 2 церкви. В Селенгинске имелось 4: Покровская, Богородице-Казанская, Троицкая и Спасская. Старейшая Спасская церковь (1665г.) после перестройки в 1685г. была многоглавой и шатровой, высотой более 30м. В 1780г. она сгорела. На ее месте местными жителями было решено возвести каменный храм. Финансировали работы купцы И.С.Басов и Д.Пахолков. Строительством руководил архитектор-самоучка мещанин Воротников. Начались работы в 1784г., нижний придел закончили и освятили в 1787г., а верхний - в 1799г. Главным украшением Спасского собора являлись иконостасы, которые, по замечаниям современников, были "замечательно красивы". В верхней церкви они располагались в 7 рядов 154.
В 1727г. во время посольства С.Л.Владиславича-Рагузинскго в Китай в Ново-Троицкой крепости была заложена деревянная церковь. Возвращаясь в конце 1728г. в Россию, посланник присутствовал при ее освящении. Главный собор был назван во имя Святой Троицы, а придел был освящен в честь Саввы Сербского, по настоянию посла. В эту церковь Владиславич-Рагузинский пожертвовал походную церковь "со всей утварью и уборами", полученную им из коллегии иностранных дел. Впоследствии поселение именовалось Троицкосавским.
Старейшей, сохранившейся до настоящего времени, является церковь Архангела Михаила в Чите, построенная на месте сгоревшего в 1774г. храма. Ее заложили в 1775г., а освятили в 1776г. Почти столетие, до 1875г., она именовалась соборной. Стены были сложены из отборных лиственничных бревен, а свод поддерживался аркой и деревянными колоннами. С этой церковью связаны многие события. Ее посещали архиереи православной церкви, здесь венчался декабрист И.А.Анненков и француженка Полина Гебль, бывали и другие декабристы. Службы в храме прекратились в 1928г. Здание использовалось под склад, общежитие, а с 1985г. здесь находится музей декабристов.
Верхнеудинский Свято-Одигитриевский храм был построен рядом с деревянной Богородице-Владимирской церковью. Строительство началось в 1741г. В 1770г. иркутский епископ Софроний Кристаллевский освятил нижний теплый Богоявленский придел, а в 1785г. его преемник по кафедре Михаил Миткевич освятил храм во имя Божией Матери Одигитрии на втором этаже.
Таким образом, к концу XVIII в. в Восточной Сибири имелось около 225 православных храмов (без монастырских), из которых более 200 являлись приходскими, оставшиеся - приписанными к ним бесприходными или кладбищенскими. Приходские общины и церковная администрация смогли выработать механизм взаимодействия по вопросам организации церковного строительства. Гражданские власти обеспечили условия для его реализации, поддерживая инициативу общин лично или обращаясь к правительству за частичными уступками. Тем самым для населения была обеспечена возможность удовлетворения своих духовных потребностей. Новым явлением в деле церковного строительства стало проявление частной инициативы. В XVIII в. появляются меценаты и жертвователи, чьим "усердием и капиталом" возводились новые храмы.