Сибирская реформа 1822г. явилась первым опытом Российского регионального законотворчества 1. Преобразования Сперанского в значительной мере учитывали особенности геополитического положения восточных окраин империи. В этом, несомненно, заслуга идеологов реформы. Не случайно, многие ее положения действовали фактически до начала XX столетия 2.
Вместе с тем укажем, что отнюдь не все намеченные принципы удалось воплотить М.М. Сперанскому. Критикуя авторов реформы за наивную веру во всесильность "хороших" законов, такой тонкий наблюдатель, как А.И. Герцен, писал, что "чиновничество царит в северо-восточных губерниях Руси и Сибири, тут оно раскинулось беспрепятственно, без оглядки <...>. Сперанский пробовал облегчить участь сибирского народа. Он ввел всюду коллегиальное начало; как будто дело зависело от того, кто и как крадет - поодиночке или шайками. Он сотнями отрешал старых плутов и сотнями принял новых <...>. Года через три чиновники наживались по новым нормам не хуже, как по старым" 3.
Следует также отметить, что проведение реформы в жизнь подчас наталкивалось на ее непонимание, а иногда и откровенное саботирование местными чиновниками. Отдельные составные части "Сибирского учреждения" 1822 г. никогда не были осуществлены (например, "Устав о сухопутных сообщениях"). Как справедливо отметил генерал-майор А.И.Мусин-Пушкин, "все зависело от новых правителей" 4. Между тем, М.М. Сперанский был нелюбим преемниками 5. Кроме того, по мнению генерал-майора, Сибирь оказалась неподготовленной к восприятию преобразований, и "уже вскоре "Сибирское учреждение" было искалечено совершенно". Поэтому "единственное благо" этого региона могло быть "в управлении самого составителя "Учреждения" 6.
Между тем, уже первые преемники М.М. Сперанского на посту генерал-губернатора попытались внести свою лепту в модернизацию системы управления восточными окраинами России. Характерной в этом отношении является записка А.С. Лавинского, генерал-губернатора Восточной Сибири (1822-1833). Записка, датированная 2 сентября 1833г. направлялась в адрес "Верховного правительства" 7.
К этому времени ее автор имел 11-летний опыт управления огромным сибирским краем. Именно на период нахождения Лавинского на посту генерал-губернатора Восточной Сибири пришлось начало ссылки декабристов и поляков, увеличение уголовной и административной ссылки 8. Не случайно большая часть записки была посвящена именно этим проблемам.
Прежде всего, Лавинский отмечал значительные "неудобства" в системе управления краем по положениям 1822г. Основными из них, по мысли автора записки, являлись отсутствие должного надзора за ссылаемыми в Сибирь преступниками, двоевластие в управлении войсками внутренней стражи и "крайнее неустройство" этих войск. Заводы и фабрики, на которые по Уставу 22 июля 1822г. отсылались осужденные на каторжные работы, в связи с резким увеличением числа последних, вскоре исчерпали свою потребность в рабочей силе. Поэтому значительная часть заключенных (до 50%) оставалась "без дела на казенном содержании". У Лавинского вызывало беспокойство, что ссыльные оставались не только "без дела, но и главным образом, без надзора, который воинская охрана при заводах, в силу своей малочисленности и обязанности охранять магазины, кладовые и пр., не могла осуществлять должным образом 9.
Ссылаемые на поселение, будучи распределенными "по волостям для периселения к деревням старожилов", подчинялись "наравне с оседлыми крестьянами", только земскому и сельскому начальствам. Поскольку местная администрация состояла из небольшого числа служащих, постольку было очевидно, "что три или четыре человека в целом округе за многими тысячами, равно как несколько человек в волости за сотнями ссыльных, иметь надзора вовсе не могут".
Следствием отсутствия должного надзора были постоянные побеги ссыльных с заводов и поселений, и совершение ими различного рода преступления (грабежи, воровство, убийства). Лавинский отмечал отсутствие у ссыльных страха перед наказанием, поскольку оно было "ограничено законом до известной степени" и не могло "служить верным средством к их обузданию" 10.
Поэтому в своей записке генерал-губернатора предлагал наказывать по полевому уголовному уложению ссыльных, совершающих новые преступления, полагая это единственным способом к сокращению числа таковых.
Далее Лавинский указывал на не совершенность механизма взаимоотношений гражданских и военных властей. По §159 п.3 "Учреждения" Сперанского сохранялось двоевластие в управлении внутренними войсками. По мнению автора записки, он, как генерал-губернатор, имел лишь поверхностную власть над войсками. Такую двойственность он считал опасной и настаивал на передаче всего командования над войсками генерал-губернатору. Соединение в одном лице высшей гражданской и военной властей значительно укрепило бы положение генерал-губернатора как единого начальника края.
Лавинский указывал также на неустройство внутренней стражи. Войска, расположенные в регионе, состояли большей частью из порочных людей, переведенных сюда из других полков и команд после неоднократных наказаний. Более того, они продолжали совершать различные преступления "в настоящих местах служения". Поэтому, для укрепления состава воинских команд, он предлагал комплектовать внутренние войска рекрутами, поступающими из внутренних губерний. Набираемых же в Восточной Сибири - отсылать в другие места, разрушив тем самым местные связи между солдатами, поселенцами и местными жителями. На места офицеров, "по дурному поведению для службы непригодных", генерал-губернатор намеревался назначить благонадежных - "из числа унтер-офицеров испытанной нравственности" и достойных производства в обер-офицерские чины 11.
Данная записка не имела каких-либо ощутимых результатов. Лавинскому только удалось расширить власть генерал-губернатора, которому в 1834г. поручалось командование войсками Восточной окраины.
Однако, появление ее и постановка вопросов об очередном расширении компетенции власти главного начальника края весьма симптоматично. Последующий ход сибирской истории свидетельствовал об аналогичном стремлении и других генерал-губернаторов. По сути, речь шла о перераспределении функций и компетенции центральных органов управления в пользу региональных. На практике это означало осуществление политики децентрализации, кульминация споров вокруг которой относится ко второй половине XIX в.
Иначе смотрел на судьбу "Сибирского учреждения" другой генерал-губернатор - С.Б.Броневский 12. Он заступил на эту должность год спустя после отставки А.С. Лавинского, и имел значительный опыт практической деятельности на командно-административных должностях в войсках отдельного Сибирского корпуса. В своих предложениях основное внимание Броневский сосредоточил на вопросах административного деления региона.
Ко времени появления проекта Броневского, т.е. к 1837г., территория Восточно-Сибирского генерал-губернаторства делилась на две губернии - Иркутскую и Енисейскую, Якутскую область, Охотское и Камчатское приморские и Троицко-Савское пограничное управления 13. Между тем, в разделении края на губернии, по утверждению Броневского, с самого начала ведения Учреждения 1822г. "ощутительная была недостаточность на местах" 14. Указывая на огромные пространства Восточной Сибири, и в связи с этим, большую удаленность от Иркутска вышеуказанных административных единиц, автор проекта предлагал дать этим территориям большую самостоятельность в управлении. Он исходил из того, что губернское начальство, столь удаленное от последних, было для них фактически бесполезным.
В связи с этим Броневский считал необходимым отделить от Иркутской губернии Забайкалье и из Верхнеудинского и Нерчинского округов с Троицкосавским пограничным управлением образовать Нерчинскую область, расширить пределы Якутской области, присоединить к ней Охотское и Камчатское приморские управления, что сконцентрировало бы в руках якутского областного начальника управление всем северо-востоком края. Кроме того, планировалось наделить областных начальников губернаторскими правами.
По мнению Броневского, эти меры позволили бы несколько сузить круг обязанностей Иркутского губернского правления, в зависимости которого находились указанные административные единицы.
Что касается создания отдельной области в Забайкалье, то автор проекта указывал, что эта территория, отличающаяся по климату, почве и роду ее обитателей географически, самой природой отторгнута от губернии Байкалом и его горами.
Проектируя управление новой областью, Броневский, в отличие от Сперанского, высказался против создания там областного совета. Он намеревался ограничиться областным правлением во главе с губернатором. В то же время, дипломатические вопросы должны были по-прежнему оставаться в компетенции Иркутского губернатора, а собственно пограничные дела поручались бы Нерчинскому областному начальнику.
Данный проект рассматривался в октябре 1837г. в особом комитете в составе министра внутренних дел, военного министра, главноуправляющего III Отделением и обер-прокурора Синода. Высказавшись в общих чертах за необходимость дальнейшего совершенствования системы административного устройства Восточных окраин, комитет рекомендовал разработать предложения более тщательно 15.
В 40-50-х гг. XIX в. сложный и динамичный процесс интеграции Сибири в систему общероссийских политических, экономических и иных связей оказал непосредственное воздействие на трансформацию правительственных взглядов на задачи административной, экономической и национальной политики на востоке. С одной стороны, блеск первых пудов сибирского золота заставил правительство по-новому взглянуть на зауральский край и возродил надежду на неисчерпаемость богатств Сибири. С другой - резкое сокращение поступления налогов потребовало энергичных мер для приведения налогового режима (сложившейся ситуации) в соответствии с нуждами и потребностями императорского кабинета.
Поэтому не случайно, что 40-50-е гг. ознаменовались активными попытками правительства по поиску и разработке оптимальных, с точки зрения самодержавия, вариантов государственной политики в регионе. Это нашло яркое воплощение в комплексе различных (жандармских, министерства государственных имуществ, сенаторских) ревизий этого периода. Не случайно, общей чертой наказов всем ревизорам стало требование представить подробные соображения по совершенствованию системы административного устройства края в целом, организации управления в частности, увеличении налоговых поступлений и пр. 16
В 1835г. военный министр направляет в Сибирь с ревизией генерал-майора И.А. Мусина-Пушкина. Поводом к этому послужило донесение жандармского штаб-офицера о злоупотреблениях командира Сибирского казачьего войска.
Давая оценку сибирскому управлению, Мусин-Пушкин отмечает, что от преобразований М.М. Сперанского "осталась одна бумага". Поэтому Сибирь "требовала преобразований в Учреждении 1822 года". В целях единства управления он предлагал объединить Западную и Восточную Сибирь в одно генерал-губернаторство, упразднить Советы на всех уровнях управления и "восстановить власть от волостного головы до генерал-губернатора" 17. Заметим, что И.А. Мусин-Пушкин не был одинок в своих идеях.
Издать новое положение об управлении Сибирью предложил в 1840г. начальник Сибирского жандармского округа Н.Я. Фалькенберг. В своей записке "О настоящем местном управлении Сибири" он предлагал упразднить Главные управления в обоих генерал-губернаторствах и назначить одного генерал-губернатора (с местопребыванием в г. Томске). По мнению Фалькенберга, "учреждение, изданное для единообразного управления краем <...> не может приводиться в исполнение двумя лицами".
Он считал необходимым упразднить должности окружных начальников и их советы - "как не приносящие никакой пользы", преобразовать земскую полицию и восстановить должности частных комиссаров, учредить управление государственными имуществами. Кроме этого, Н.Я.Фалькенберг предлагал повысить жалованье и предоставить дополнительные льготы сибирским чиновникам, чтобы они и их дети "были бы обеспечены в своей будущности" 18.
Эту записку Фалькенберг составил по указанию главноуправляющего II Отделением Собственной Его Императорского Величества Канцелярии Д.Н.Блудова, который 29 февраля 1840г. доложил ее Николаю I.
Ознакомившись с содержанием документа, император распорядился составить "свод замечаний и предложений по образованию и управлению" Сибири и рассмотреть его министрам финансов, государственных имуществ, юстиции и военному. Означенный свод был составлен к декабрю 1840г. Он содержал три основных замечания и предложения:
В 1849-1851гг. проводилась ревизия Западной Сибири генерал-адъютантом Н.Н. Анненковым. Несмотря на то, что внимание Анненкова было обращено главным образом к Западной Сибири, ревизия имела большое значение для всего зауральского региона. Впервые после реформы 1822г. детальному анализу подверглись все административные новшества, введенные в Сибирское управление М.М. Сперанским. В этой связи результаты ревизии Анненкова в равной степени относятся и к Западной и к Восточной ее частям.
В ходе проверки ревизор подверг критике Советы, утвержденные М.М. Сперанским на всех уровнях управления. Генерал-адъютант полагал, что зачатки коллегиальности в Сибирском управлении в виде указанных советов не получили развития.
Он высказался против существования общего окружного управления, не имевшего четко определенной компетенции и реальных прав для надзора; предлагал усилить надзор со стороны окружных начальников за сельским самоуправлением 20.
При ревизии губернских учреждений основное внимание уделялось делам полиции, в управлении которой не была четко проведена разграничительная линия между губернским правлением и губернским советом.
Во всеподданнейшем отчете о ревизии Анненков отмечал, что "губернский совет в Сибири (по мысли Сперанского) не должен исчезать в мелочах полицейского управления, а губернское правление должно быть местом, управляющим полицией всей губернии". В то же время это не выражено четко в учреждении 1822г., "ибо по смыслу оного, власть над полициями разделялась между губернским правлением и общим губернским управлением. Отношения этих двух властей в кругу полицейского управления, по закону почти равных, в точности не определены". В "Сибирском учреждении" 1822г. не указывалось, где оканчивалась власть губернского правления и начиналась власть общего управления над полицейскими местами. Поэтому, отмечал ревизор, управление полицией перешло в общие губернские управления 21.
Далее генерал-адъютант подчеркивал, что губернским советам (в соответствии с их составом и устройством канцелярий) надлежало быть совещательными присутствиями, для обсуждения и разрешения сомнений в исполнении законов. В реальности же они действовали по многим делам в качестве губернских правлений и судебных палат, рассматривая беспрерывно возникающие жалобы на медлительность и несправедливость действий полицейских и судебных чиновников. В результате этого губернские советы из совещательных и наблюдательных превратились в исполнительные и распорядительные, что прямо противоречило замыслу реформатора. К этому следует добавить огромное накопление в советах дел "и возбуждение бесполезных переписок с текущими местами", что, по словам генерал-адъютанта, приводило губернское управление "к совершенной безжизненности и пустому формализму, ослабив силу присвоенного ему надзора за подчиненными местами" 22.
В обнародованном в 1845г. Учреждении губернских правлений внутренних губерний дела этих инстанций разделялись на исполнительные и распорядительные. Дела первого рода решаются постановлениями присутствия, по усмотрению и с утверждения губернатора, дела второго рода исполняются без участия губернатора, в зависимости от их важности: постановлениями присутствия или самими чинами 23.
Подобного рода разграничение власти губернского правления и гражданского губернатора в Сибири, по мнению ревизора, было еще более необходимым - "по отдельному действию этих двух властей". Между тем, в "Учреждении" 1822г. об этом ничего не говорилось. Губернские правления не имели достаточной власти "для внушения подчиненным местам уважения к ним". Поэтому при бессилии своих указов они не имели возможности привести в движение всей массы решающихся в этих инстанциях дел.
Анненков отметил, что одно лишь постоянное стремление "главных начальников" края, особенно гражданских губернаторов, поддержать значение губернских правлений могло дать последним "некоторую силу, которой они не имели". Однако достичь этого было трудно, т.к. на основании "Сибирского Учреждения" губернаторы не несли прямой ответственности "за бездействие и беспорядки губернских правлений" 24.
Именно этим объяснялось постоянное стремление гражданских губернаторов облегчить работу канцелярий общих управлений, направляя возникавшие в этих управлениях дела в губернские правления. Используя правила, записанные в статье 34 "Учреждения" Сперанского, гражданские губернаторы отправляли дела, возникающие в общих губернских управлениях по жалобам на частных лиц и др. случаям, "относящимся к последним", в губернские правления - "для собрания справок и составления заключения" 25.
Для устранения этих неудобств необходимо было, по мнению генерал-адъютанта Анненкова, разъяснить вопросы о предметах ведомства и пределах власти общих губернских управлений по делам полиции и точнее определить отношение гражданских губернаторов к губернским правлениям. Губернские же советы поставить в такое положение, чтобы они, не присваивая не принадлежавшей им исполнительной и распорядительной власти, были "единственно местами наблюдательными" 26.
Сибирский Комитет рассмотрел предложения и замечания Анненкова на заседании 26 декабря 1852 г. и пришел к следующему выводу:
1. В "Сибирском Учреждении" 1822г. достаточно четко был определен круг действий губернских советов, и если они превратились из совещательных и наблюдательных мест в исполнительные и распорядительные, это происходило от того, что "они отступали от порядка и правил", предназначенных для их действий реформой Сперанского.
2. На основании статьи 572 Учреждения 1822г. пределы власти губернских правлений в Сибири определялись общими законами, учреждениями и уставами, с приложением правил "Сибирского Учреждения". На этом основании губернские правления в Сибири с изданием положений реформы 1822г. должны были руководствоваться постановлениями Общего губернского учреждения 1775г. "со всеми последовавшими переменами оного".
Вследствие этого Сибирский Комитет Высочайше утвержденным журналом от 26 декабря 1852г. поручил министру внутренних дел обратиться к сибирским генерал-губернаторам, чтобы они вместе с губернаторами "возвратили губернские советы к настоящему кругу действий, указанному Учреждением" 27.
Ревизию генерал-адъютант окончил в 1851г. В 1852г. главноуправляющий II Отделением Собственной Его Императорского Величества (С.Е.И.В.) Канцелярии статс-секретарь Блудов, представил Сибирскому Комитету "подробное обозрение всех замечаний генерал-адъютанта Анненкова на учреждение Сибирского управления 1822г." с приложением его (т.е. Блудова) собственного мнения "о способе разрешения их" 28. Частично указанные замечания были сообщены Комитетом Министерству Внутренних Дел, а через него - сибирским генерал-губернаторам. Заключение МВД по некоторым статьям Сибирского Учреждения "было не сходно с основаниями" мнения главноуправляющего II Отделением С.Е.И.В. Канцелярии. По этой причине он составил Особую записку, датированную 31 мая 1856г., где высказал свое мнение "относительно способа разрешения" замечаний Н.И. Анненкова (иными словами - о некоторых изменениях в учреждении для губернского правления в Сибири) 29.
Он писал в Записке, что Министерство внутренних дел, в соответствии с замечаниями генерал-губернатора Западной Сибири, планировало предоставить местному губернатору утверждение договоров на сумму от 600 до 3000 рублей, исключив участие губернского совета в рассмотрении и одобрении договоров. Генерал-губернатор в данном вопросе исходил из того, что подобный порядок существовал во внутренних губерниях России.
Блудов по этому поводу заметил, что во внутренних губерниях нет губернских советов, и указанный порядок является следствием необходимости. Кроме этого, во внутренних губерниях все казенные торги и подряды проводились только под председательством губернатора. Между тем, сибирский губернатор освобождался от обязанности присутствовать на торгах, как от дела "соединенного со многими мелочными занятиями". Он лишь осуществлял надзор в местах, производящих торги и подряды. Причем надзор не личный, а разделяемый с Советом, т.к. нигде не было "такого множества и разнообразия казенных порядков, как в Сибири", и один человек не мог знать всего, что с ними связано.
Главноуправляющий II Отделением С.Е.И.В.К. подчеркивал, что во внутренних губерниях не все договоры утверждались губернатором лично. Например, договоры по земским повинностям он мог утверждать только после совещания с особым присутствием о Земских повинностях, а в некоторых случаях - еще и казенной палатой и комиссией строительной и дорожной 30. Поэтому Блудов высказался против предполагаемого отстранения Сибирских губернских советов от предварительного рассмотрения и одобрения договоров, представляемых на утверждение губернатору. Он также находил "едва ли не лишним" предположение министерства дать губернатору право рассматривать самому или отсылать в губернское правление поступающие к нему жалобы на полицию и волостное начальство. Основание для этого Блудов видел в наказе губернатору и его совету, где сказано, что они исправляют "беспорядки в губернских местах" с разрешения главного управления. По всем же прочим (окружными, городскими и волостными) определяют и осуществляют меры исправления сами 31. Министерство планировало исключить из функций губернатора и его совета рассмотрение случаев наложения взысканий, пеней, отстранения от должности и отдачи их под суд по представлениям губернских инстанций на нижестоящие управления и передать подобного рода дела в ведомство губернских правлений и казенных палат. Граф Блудов задает справедливый вопрос; "Можно ли решение этих дел<...> предоставлять в Сибири губернским правлениям, хотя бы и с личного разрешения губернаторов?"
По его замечанию до 1819г. "нигде не было такой преклонности к самовластию и жестокостям над подчиненными", как в Сибири, у начальников высших и средних. Казалось, что "по переезде за Урал в них исчезало всякое нисхождение к ошибкам ближнего, всякое к ним сострадание". Именно поэтому "Сибирское Учреждение" 1822г. предоставляло право непосредственным начальникам награждать подчиненных, а наказывать можно было лишь с разрешения вышестоящих чиновников, причем не одного, а целого их присутствия 32. Блудов справедливо отмечал, что лучше не изменять этих правил о порядке положения взысканий на служащих, и предлагал "в дополнение оных постановить":
1) решение о вынесении "высших мер взыскания" должно приниматься в Сибирских Советах - Главных и губернских - по большинству голосов, как судебный предмет, как это делается в губернских правлениях внутренних губерний;
2) в отдаленных от губернского надзора уездах, где существуют общие окружные управления, разрешить общему присутствию последних по согласию большинства голосов делать "подведомственным полицейским и хозяйственным местам и лицам замечания". К таковым же в адрес волостных инстанций прибавлять и выговоры - "за проволочку и другие открываемые общим управлением беспорядки". Об этом ничего не говорилось в "Учреждении" 1822г., но по замечанию Анненкова, было необходимо, "дабы заставить подчиненных уважать распоряжения этих управлений и предписываемые ими меры исправления в местах полицейских и хозяйственных" 33 ;
3) под понятием пеней, налагаемых в Сибири на виновных, следовало подразумевать вычеты из жалованья, определенные законом, а не какие-либо произвольные взыскания.
Далее Блудов отмечал в Записке, что цель главного и общих губернских управлений в каждой части Сибири ясно и подробно обозначена в наказах обеим степеням высшего местного управления Сибири. Наряду с этим, наказы губернским правлениям, казенным палатам и общим окружным управлениям, которые зависели от главного и общих губернских управлений, но имели в то же время определенную самостоятельность, состояли из нескольких строк 34.
Начиная с 1822 г. количество предметов ведения полицейских и хозяйственных губернских инстанций значительно увеличилось "как внутри империи, так и в Сибири". Появились новые постановления, а в старых были "сделаны <...> важные дополнения". Однако, правительство имело в виду в основном лишь внутренние губернии, а не Сибирь и ее особое устройство. Между тем, высшее сибирское начальство предписывало подчиненным руководствоваться Общим учреждением внутренних губерний империи, общими уставами и законами. В результате сибирским чиновникам было необходимо не только знать все правила Общего губернского учреждения и других уставов, но и уметь применять их к сибирским делам. В этих условиях было естественно, что сибирские второстепенные управления, не имея надлежащего руководства и опасаясь ошибок и ответственности за них, старались "все, сколько-нибудь значительное, представлять на рассмотрение и разрешение начальствующих лиц". Последние, в свою очередь (по тем же причинам), переправляли подобные дела своему начальству. Именно по этой причине затягивалось решение большинства дел, на что указывал Н.Н. Анненков. Чтобы положить этому конец, Блудов предложил "составить полный наказ Сибирским Губернским Правлениям, Казенным палатам и общим окружным управлениям". Наказ, в котором главные принципы Сибирского учреждения были бы не только не нарушены, но и "дополнены и надлежащим образом развиты" в отношении указанных мест управления 35. По мнению Блудова, работа должна была состоять в применении постановлений о губернском полицейском и хозяйственном управлении к особенностям Сибири. При этом Блудов рекомендовал иметь в виду, что:
1. Губернские правления в Сибири заведовали лишь полицией своей губернии, "никого в нее не назначали без разрешения губернатора, надзирали за ней одной, решали только ее дела, могли награждать или наказывать только ее чиновников замечаниями или выговорами по своему усмотрению", а денежные взыскания налагать только с разрешения губернатора с губернским советом.
2. Казенные палаты в Сибири функционировали по правилам двух различных общих учреждений и уставов: палат казенных и государственных имуществ. Для применения этих учреждений и уставов к сибирским делам, нужны были "особенные ограничения", за неимением в округах и волостях властей, и даже "иных предметов управления".
3. Общие окружные управления в Сибири имели "свое особенное значение", поэтому Общее Учреждение и Наказ земской полиции легко могли быть применены к Сибири, с весьма немногими дополнениями.
Граф Блудов подчеркивал, что для всего вышеозначенного необходимы были "многие особенные сведения". Он настаивал на том, чтобы "настоящее дело обратить к губернаторам сибирским с предписанием заняться оным безотлагательно" и представить совокупные их и советов мнения через Главные управления прямо в Сибирский Комитет 36.
Указанная Записка рассматривалась на заседании Сибирского Комитета 23 октября 1856г. Комитет пришел к выводу, что в III разделе "Сибирского Учреждения" 1822г. ("Наказ тамошнему управлению") права, отношения и ответственность губернских и окружных инстанций "определены в словах и выражениях весьма кратких". За некоторым исключением, им предписывалось руководствоваться общими правилами и постановлениями. Между тем, таковые правила с 1822г. "совершенно изменились".
Губернские правления получили в 1845г. новые подробные Учреждения, где им был указан новый порядок делопроизводства. Казенные палаты, в ведении которых ранее находились государственные крестьяне, передали эти функции специально для того созданным Палатам Государственных имуществ. Земская полиция также получила новое устройство и подробный наказ. Между тем, все перечисленные узаконения, не распространяясь на Сибирь, имели там "некоторое применение". Подобная ситуация объяснялась тем, что "правительственные учреждения, не имея подробных правил для своих действий, по необходимости должны были в некоторых случаях руководствоваться общими постановлениями" 37. Такие обстоятельства "доказывали совершенную необходимость" немедленно приступить к составлению подробных наказов для всех губернских и окружных инстанций Сибири, где ясно были бы указаны их обязанности, компетенция и ответственность.
Приняв во внимание аргументы Блудова, Комитет вынес решение:
1. Приступить в тот же год к составлению подробных наказов губернским, окружным и отдельным общим и частным управлениям Сибири.
2. Сосредоточить эту работу в главных управлениях под непосредственным руководством обоих генерал-губернаторов.
3. Генерал-губернаторам поручалось дать распоряжения подведомственным вышеперечисленным управлениям, чтобы те "составили в виде материалов проекты частных для себя наказов".
4. Эти проекты генерал-губернаторы должны были внести в Сибирский Комитет, через него - министерствам "по принадлежности", по получении отзывов которых "рассмотреть в совокупности и представить на окончательное Высочайшее утверждение" 38.
К сожалению, составление наказов затянулось более, чем на десять лет, по истечении которых они были признаны не отвечающими потребностям того времени 39.
Небезынтересной является реакция на замечания Н.Н. Анненкова высшего сибирского начальства.
К этому времени пост генерал-губернатора Восточной Сибири занимал Н.Н. Муравьев (1847-1861). В своем отношении к министру внутренних дел от 6 апреля 1853г. он сообщает, что вполне разделяет мнение ревизора "о замеченных им неудобствах в столкновении круга действий сибирских губернских управлений".
Муравьев особо подчеркнул, что эти недостатки были отмечены им еще в 1850г., в рапорте императору Николаю I. Далее генерал-губернатор указывал, что существование в Сибири общих губернских управлений являлось "не только совершенно бесполезным, но даже вредным для успешного хода дел, которые подвергались при существовавшем порядке беспрерывным повторениям". В этом он убедился за пять лет своего здесь пребывания. Муравьев отмечал, что значение, которое должны были иметь губернские правления, действительно утрачивалось. "Если губернский совет", - писал он, - "предположен был для помощи губернатору при решении особой важности, то подобная помощь могла быть и без общих губернских управлений, по примеру внутренних губерний России. В них для совещания по подобному роду дел губернаторы созывают председателей губернских присутственных мест".
В связи с этим Муравьев предлагал упразднить вовсе общие губернские управления в Сибири и ввести порядок губернского управления, как было им предложено в рапорте от 3.03.1850 г., т.е. ввести сокращенное губернское управление - соединив общие губернские управления и казенные палаты в одно общее присутствие 40.
Анализируя предложение Н.Н. Муравьева, необходимо отметить, что его генерал-губернаторство в регионе явилось очередным этапом развития административной системы Сибири. Им было разработано и представлено на Высшее рассмотрение множество проектов, касающихся административного устройства и управления Восточной окраины России, имеющих важное политическое и экономическое значение.
Подытоживая все вышеизложенное, отметим, что основным содержанием правительственной политики по отношению к Сибири во II четверти XIX в. стала реализация "Учреждения для управления Сибирских губерний". Она сопровождалась критикой в адрес реформы, в первую очередь со стороны представителей высшей сибирской бюрократии.
Генерал-губернаторы настаивали на расширении пределов своей власти, предлагались проекты реорганизации административно-территориального деления региона. Предпринимались попытки пересмотра системы государственных институтов, созданных в результате реформ Сперанского.
Советы Главных управлений в том виде, в котором они были созданы, не могли серьезно воспрепятствовать концентрации власти в руках генерал-губернаторов. Уже в первые годы существования деятельность советов становилась все более зависимой от генерал-губернаторов. Это было обусловлено не только юридическими нормами, но и складывавшейся практикой назначения советников, распределением дел между Советом и канцелярией генерал-губернатора. Сложность делопроизводства при коллегиальном обсуждении в советах всех уровней только замедляла и запутывала управление.
В процессе ревизии Западной Сибири в 1849-1851 гг. генерал-адъютантом Анненковым впервые после реформы 1822г. подверглись детальному анализу все административные новшества М.М. Сперанского. Высказанные Н.Н. Анненковым замечания разделял и молодой генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев, разработавший и реализовавший ряд проектов, относящихся к модернизации административно-территориального устройства и управления региона.
Чиновничество время от времени представляло проекты по исправлению недостатков в административном устройстве региона и проблемы его управления активно обсуждались на всех уровнях.
Однако, несмотря на многочисленные попытки, корректировки и даже отмены ряда положений "Учреждения" 1822г. во второй четверти XIX в. оно, в основе совей, оставалось практически неизменным. Правительство строго следовало курсу незыблемости "славных начал" "Сибирского Учреждения".
Вопрос о судьбе "Сибирского учреждения" Сперанского в 50-60 гг. XIXв. неразрывно связан с именем Н.Н. Муравьева, сибирский период деятельности которого (1847-1861) принес ему заслуженную славу и уважение современников и потомков 1. В связи с основной темой нашего исследования мы остановимся на анализе административной деятельности Муравьева, "который в течении шести-семи лет перевернул вверх дном всю Восточную Сибирь и ввел в моду этот отдаленный край (который до сих пор только пугал воображение своими безбрежными лесами и пустынями, своим населением из ссыльных и подъячих)", изучении его проектов и предложений по модернизации управления краем, т.е. вопросах, наименее освещенных в литературе 2.
К моменту назначения на должность генерал-губернатора Восточной Сибири, Н.Н. Муравьеву шел 39-й год. Необычайно быстрое, по тем временам, повышение Н.Н. Муравьева являлось предметом оживленных разговоров в столице. Это было своего рода событием: "Мальчишка сделан генерал-губернатором" 3.
Однако молодой генерал-губернатор весьма энергично принялся за дело. Прежде всего, он тщательно изучил все материалы о Восточной Сибири, имеющиеся в столичных министерствах. Итогом многомесячной работы стал всеподданнейший доклад от 8 января 1848г. на имя Николая I.
Н.Н. Муравьев хорошо понимал значение этого первого документа, составленного им уже в новом качестве и учитывал возможные последствия от впечатления, которое мог произвести доклад на императора. Поэтому прежде всего, Н.Н. Муравьев подчеркнул, что изучил все имеющиеся материалы о вверенном ему крае, которые в министерствах "и от частных лиц подчерпнуть было можно" 4. Он выделил 12 "главных предметов", на которые после "надлежащего обозрения и соображения местных обстоятельств", считал необходимым обратить внимание императора. Условно автор разделил их на несколько групп: устройство ссыльных; частная золотопромышленность; перенесение Охотского порта в другое место, возможность "улучшения сообщения" с Охотским морем и Камчаткой. Однако, к числу наиболее важных и "нетерпящих отлагательств занятий" Муравьев отнес пересмотр существовавшего Учреждения 1822г. и совершенствование кадровой политики (преобразование штатов местных управлений с одновременным уменьшением числа чиновников). При этом он не исключал возможности изменения границ существующих округов и предоставления большей самостоятельности в управлении администрации Якутской области 5.
К докладу прилагалась специальная записка, в которой автор высказывал некоторые соображения "из общего взгляда на главнейшие статьи" предстоявшего ему управления Восточными окраинами. В частности, он указывал, что Забайкальский край, Якутская область, побережье Охотского моря и Камчатки требовали, наряду с прочими об язанностями, не менее "обширных занятий" норвого генерал-губернатора.
Забайкалье не случайно привлекло внимание нового генерал-губернатора. Существовавшая система управления Нерчинскими заводами этой области давно вызывала немало споров и дискуссий. Поэтому первую свою задачу Муравьев видел в необходимости выяснить, насколько "выгодно и нравственно полезно" сохранять в ведении этих заводов приписных крестьян. Данный вопрос волновал генерал-губернатора еще и потому, что его предшественник - В.Я.Рупперт - неоднократно настаивал на увеличении числа крестьян, приписанных к Нерчинским заводам. Свои сомнения в целесообразности этой меры Н.Н.Муравьев объяснял следующими мотивами. Еще М.М.Сперанский в донесении Александру I о Нерчинских заводах указывал, что с использованием труда приписных крестьян "Нерчинское серебро обходится <...> дороже, чем оно стоит". Исходя из этого, Муравьев считал более целесообразным "производить разработку силами одних каторжных, а приписных крестьян обратить к земледелию и обложить их соразмерным налогом" 6.
Особое внимание Н.Н.Муравьев намеревался уделить северной Якутской области вследствие ее "обширности и прикосновенности" к Охотскому морю. При этом он имел в виду возможность изучения путей сообщения Сибири с Охотским морем и Камчаткой и способов распространения земледелия среди жителей Якутии.
Поскольку река Амур в тот период времени оставалась для России недоступной, постольку "сообщение это" можно было искать только через Якутскую область. Вместе с тем "ближайшее ознакомление" с Якутией предоставляло Муравьеву возможность решить давно назревший вопрос о перенесении Охотского порта. Распространение же в Якутии земледелия было стратегически важным. Постоянные неурожаи порождали спекуляцию хлебом. Особенно наживались на этом крупные скупщики-монополисты, тесно связанные с чиновниками и пользовавшиеся поддержкой последних. По замечанию А.Бенкендорфа, "существующие связи... между чиновниками и богатыми купцами служили поводом к большим злоупотреблениям..." 7 Более того, он пришел к выводу, что "система управления губерниями Сибири была основана на спекуляциях" 8.
Третьим регионом, обращавшим на себя особое внимание Муравьева, были Охотское море и Камчатка.
Проникновение в Китай британского, американского и французского капиталов встревожило царское правительство. Оживление торговли на Тихом океане, постоянное присутствие американских кораблей в Охотском море, насильственное установление американцами торговых и дипломатических отношений с Японией и вторжение в эту страну иностранного капитала осложняли положение на Дальнем Востоке. В условиях увеличившегося китового промысла в прибрежных водах и возраставшего внимания европейских регионов к Тихому океану, Охотское море и Камчатка не могли уже, по словам генерал-губернатора, "оставаться чуждыми ближайшего наблюдения и соображения главного начальства Восточной Сибири" 9.
В целом же о Восточной окраине, из собранных сведений и по прочтении отчета М.М.Сперанского за 1821г., у нового генерал-губернатора сложилось впечатление, как о крае, который "в последние годы <...> получил совершенно новое значение в Империи, значение, которому мало соответствует состав, средства, и, быть может, самый образ тамошнего управления" 10.
Именно с такими мыслями Н.Н.Муравьев отправился к новому месту службы.
В Красноярск - первый на пути в Иркутск губернский город - Муравьев прибыл 27 февраля 1848 г. Встречал его губернатор Василий Кириллович Падалка. Следующим утром генерал-губернатор отправил в Петербург всеподданнейший рапорт о своем вступлении в управление Восточной окраиной и командование войсками, в ней расположенными. Оставаясь в городе в течении пяти дней, Муравьев провел смотр войск, посетил все городские и общественные заведения. Кроме этого, он рассмотрел вопросы, обращавшие на себя особое внимание. К ним относились наделавшие много шуму дела об Ольгинском и Платоновском приисках и о так называемых казенных остатках, раздававшихся в виде особой монаршей милости стоявшим близ престола лицам. Рассмотрение подобных дел имело последствием легкую демонстрацию полного равнодушия со стороны генерал-губернатора по отношению к особо богатым сибирякам. Он пришел к выводу, что "поклонение богатству составляло отличительную черту не только чиновников, но и присутственных мест в Сибири". Поэтому с первых дней своего управления краем Муравьев попытался доказать окружающим, что богатство не должно давать никаких преимуществ перед законом и властью 11.
Что касается гражданского управления по Енисейской губернии, то оно представлялось генерал-губернатору в более-менее благоприятном виде. В то же время Муравьев получил там жалобы множества отставных чиновников, в большинстве своем уволенных со службы "без прошения" и которым, "по дороговизне существования, нечем было жить". Однако, он отнес все эти жалобы к разряду ябед и доносов.
Вообще, по замечанию генерал-губернатора, большая часть чиновников губернии "не отличалась нравственными качествами". Несмотря на это, недостаток добросовестных служащих был здесь "менее заметен и жалоб на притеснения от целых волостей или сословий не наблюдалось".
Такое достаточно благоприятное положение дел сложилось благодаря тогдашнему Енисейскому губернатору В.К.Падалке и председателю губернского правления Родюкову, которые (будучи людьми честными и деятельными), преследовали злоупотребления, "не изыскивая собственных своих выгод" 12. Пробыв пять дней в Красноярске, Муравьев отправился в Иркутск.
Толки о новом генерал-губернаторе начались в Иркутске задолго до его приезда. Рассказывали, что это человек еще молодой, чрезвычайно способный, деятельный, и что, в недолгое управление Тульской губернией, он привел ее в цветущее состояние. С особенной похвалой отзывались о его справедливости.
Муравьев приехал в Иркутск в ночь на 13 марта, а уже на утро назначил прием. Взору собравшихся к указанному часу предстал человек средних лет, невысокого роста, с красным лицом и кудрявой рыжеватой головой, с рукой на черной перевязи 13. Вообще, по внешнему облику Н.Н.Муравьев мало походил на типичного представителя высшей бюрократии. В обращении он был довольно прост и доступен, что свидетельствовало о его стремлении стать популярным в Сибирском обществе. Вместе с тем, в нем выделялись необузданный деспотизм, крайняя жестокость по отношению к людям, вызывавшим у него недовольство и гнев, что он и продемонстрировал на приеме. Начальнику золотого стола в горном отделении Мангазееву генерал-губернатор без обиняков заявил: "Надеюсь, что вы не будете со мной служить". В городе толковали этот случай по-разному. Мангазеев хорошо знал свое дело, поддерживал отношения со всеми золотопромышленниками и обладал известной ловкостью. Зная по роду своих занятий все свободные остатки от отведенных золотоносных площадей, он сообщал сведения о них тем, кому находил это выгодным для себя. Поэтому удаление его со службы никого не удивило, однако, все находили страшным, что оно было сделано на приеме 14.
Последующие дни Муравьев посвятил смотру войск, посещению присутственных мест и рассмотрению неотложных дел по управлению краем. Генерал-губернатору посыпались вопиющие жалобы от отдельных лиц и целых обществ низшего класса на притеснения чиновников. В особенности поражали Муравьева жалобы от "инородцев" - бурят иркутского округа, которые толпами приходили в губернский город. По приезду в Иркутск, Муравьев поручил Б.В.Струве (чиновнику особых поручений, который с ним приехал в Сибирь) "главное попечение о бурятах Иркутской губернии" 15.
Коль скоро речь зашла о служащих, окружавших Муравьева, необходимо сказать о них несколько слов.
Для осуществления намеченной программы новому генерал-губернатору необходимы были помощники. Однако, по характеристике самого Муравьева, большинство местных чиновников "не отличались нравственными качествами". Поэтому, чтобы избавиться от них, генерал-губернатор зачастую предпринимал крутые меры 16.
В сложившейся ситуации единственно верным решением Муравьев видел "уменьшение числа чиновников, более-менее бесполезных". Такая мера дала бы ему возможность "дать достойное содержание чиновникам необходимым": о том, что генерал-губернатор нуждался в "людях достойных и полезных" он сообщал в Записке, приложенной по всеподданнейшему докладу от 8 января 1848г. 17
"Во всяком случае", - писал Муравьев, спустя почти месяц в Записке к рапорту императору от 25 марта 1848г., - "главнейшие мои сотрудники должны быть люди, заслуживающие полного доверия" 18. Их генерал-губернатор рассчитывал найти среди молодых образованных уроженцев европейской России.
Благодаря личной популярности Муравьева и его деятельности, в глазах определенной части молодого чиновничества и офицерства стала приобретать популярность и Восточная окраина. С ней стали связывать надежды на более успешную и быструю карьеру, нежели в центре России. Между тем, решимость образованных юношей "отправиться на службу в Сибирь считалась в то время необыкновенным подвигом". По воспоминаниям того же Струве, "директор лицея показывал его сокурсникам и младшим курсантам как какое-то чудовище" 19.
Что касается численности чиновников с высшим образованием, то таких в ГУВС в 1853г. было 11 человек, причем 8 из них являлись выходцами из внутренних губерний, прибывших сюда во времена Муравьева, а в 1857г. - 13 человек, 10 из которых прибыли в период с 1847г. 20 В отличие от приезжих, среди местных чиновников ГУВС большинство имело среднее образование. Это объяснялось разными возможностями в получении образования между центральными губерниями страны и восточной окраиной. Следует также учитывать, что в масштабах генерал-губернаторства уровень образованности чиновничества был ниже 21.
Небезынтересен тот факт, что высшие должности в ГУВС, а именно советников - занимали коренные сибиряки (К.С.Булатов, Н.Г.Тюменцев) или чиновники, прибывшие сюда задолго до назначения Муравьева (П.П.Сукачев, И.С.Сельский, И.М.Осипов, П.И.Успенский и др.). Скорее всего, подобное положение объяснялось тем, что окружавшая генерал-губернатора молодежь не имела достаточно высоких чинов, чтобы занимать эти должности.
В то же время должности одним-двумя классами ниже - чиновников особых поручений (очень привлекательные с точки зрения карьеры) - занимали в подавляющем большинстве молодые сотрудники Муравьева (об этом свидетельствуют сохранившиеся формулярные списки). Например, из списка за 1855г. выясняется, что из 7 чиновников особых поручений ГУВС шестеро являлись выходцами из центральной России (Ф.А.Анненков, А.И.Бибиков, В.В.Гаупт и др.). Из формулярных списков чиновников ГУВС видно, что в период 1853-1857гг. только трое сибиряков занимали указанную должность; Д.Банзаров - (бурятский ученый-этнограф), М.С.Волконский (сын декабриста) и Д.Большаков (выходец из казачьего сословия, назначенный младшим чиновником особых поручений ГУВС). Большинство приезжих чиновников, служивших в ГУВС, находились в возрасте между 20 и 30 годами. Среди них почти не было служащих с чином 5 класса и выше, что объясняется достаточно молодым возрастом чиновников. В то же время, большинство из них (более 70%) имело 14-12 классы - благодаря полученному высшему образованию 22.
В то же время, выбор Муравьевым "свежих сил" не всегда был удачен. По воспоминаниям Милютина, "историческая кличка "навозные", преследовавшая эти свежие силы, ко многим из них применялась вполне справедливо. Большинство так называемой золотой молодежи, окружавшей графа Муравьева, <...> держали себя настолько высокомерно по отношению к местному обществу, настолько нагло, <...> что могли сделаться притчей во языцех и в более развитом обществе". Они сильно компрометировали генерал-губернатора своими поступками. Наибольшую скандальную известность получили Д.В.Молчанов и Ф.А.Беклемишев.
Молчанова заподозрили в получении взятки в 20 тыс. рублей от зятя купца Кузнецова - губернского секретаря Ф.П. Занадворова, следственное дело которого он вел, и в сокрытии 300 руб., пожертвованных купцом Басниным на устройство огорода при Иркутской тюрьме 23.
Беклемишев явился главным действующим лицом в прогремевшей на всю страну "иркутской дуэли", в результате которой погиб чиновник М.С.Неклюдов. Похороны последнего превратились в настоящую демонстрацию 24. Впоследствии Муравьева обвинили "если не в заговоре на убийство, то в способности покрыть его" 25.
Вера в свою начальническую непогрешимость была главным недостатком администратора. Этот недостаток усиливался по мере успехов в его амурских делах, роста его славы как генерал-губернатора Восточной Сибири. Когда Муравьев сталкивался с личностью, не соглашавшейся с его взглядами или предложениями по особо важным вопросам, он решительно шел на разрыв; в случае если это был человек, подчиненный генерал-губернатору, он устранял его со службы у себя (так было с Невельским, Завойко, Запольским, Струве и др.). С человеком независимым от "главного начальника края", он порывал всякие отношения (как было с Завалишиным) 26.
В итоге Муравьеву не удалось удержать на службе действительно достойных и полезных сотрудников. Молодежь, соблазненная перспективами службы в этом крае при Муравьеве, практически вся покинула Сибирь в конце 50-х гг. 27 С подписанием Айгуньского договора для "видных" дел почти не оставалось места и энергичная жизнь, которая бурлила в Восточной окраине во времена Муравьева, постепенно угасла. Однако, все это случилось в конце правления Муравьева. Вернемся к начальному этапу деятельности этого администратора в вверенном ему крае.
Одной из первых задач нового генерал-губернатора по прибытии его в Восточную Сибирь, было ближайшее ознакомление с окраиной.
Поэтому вскоре он уехал в Забайкалье, где посетил Нерчинские заводы и увидел бедственное положение заводских крестьян. Примерно в это же время стали известны злоупотребления администрации Нерчинского горного правления, особенно по хлебным закупкам.
Здесь не обошлось без крутых мер и выходок со стороны "главного начальника края". В деревне Бянкиной жили некие купцы Калединские, считавшиеся богачами. Они безнаказанно пользовались своим положением, и почти все жители Нерчинского округа были у них в долгу.
Узнав об этом, Муравьев подтвердил распоряжение М.М.Сперанского, по которому словесные и неявочные долги не подлежали рассмотрению ни в каких присутственных местах. Население восприняло эту меру за прямое приказание не платить таких долгов. Поэтому купцы Калединские, у которых все долги крестьян основывались "на совести", через несколько лет разорились 28.
Прибыв в Троицкосавск, Муравьев, как сообщает В.И.Вагин, устроил прием чиновников на площади, и будто бы сделал выговор пограничному начальнику, старику Петухову за то, что пограничные казаки (тогда чисто гражданская полиция) не имели воинской выправки. После этого Петухов ушел в отставку 29.
В следующем, 1849г. Муравьев принял решение отправиться обозревать "далекий сверхвосточный край" - Якутскую область, Охотск и Камчатку.
Об этом он сообщал императору во всеподданнейшем рапорте от 25 февраля 1849г.: "Для полного и по возможности безошибочного заключения о Восточной Сибири вообще и для соображений к устройству этого края, столь важного для будущности империи... я нахожу личное обозрение мною Охотска и Камчатки совершенно необходимым". Только такая поездка, по мнению Муравьева, предоставляла ему возможность выяснить на месте:
1) положение Якутской области, ее жителей и возможность распространения там земледелия;
2) пути сообщения Якутска с Охотским морем и способы их улучшения;
3) удобства и неудобства Охотского порта и "преимущества других мест, особенно Петропавловской гавани" для прочного утверждения России на Тихом океане;
4) степень и точность исполнения в этих отдаленных уголках Восточной Сибири законов, учреждений и "служебных обязанностей по всем отраслям управления" 30.
На поездку генерал-губернатор отводил 4-5 месяцев, в продолжении которых замещать его поручалось Иркутскому губернатору, статскому советнику В.Н.Зарину. В связи с этим, Муравьев в рапорте высказал мысль, что "полезно было бы Иркутскому губернатору быть военным". Это давало последнему возможность не только замещать председателя в Совете ГУВС, но и принять на себя временное командование войсками Восточной Сибири. Необходимость данной меры обуславливалась тем, что "части эти здесь для пользы службы не должны быть разделяемы".
По мнению генерал-губернатора, прежняя служба тайного советника В.Н.Зарина "вполне соответствовала этому назначению": 20 лет он прослужил в армии, в чине подполковника на Кавказе. Кроме этого, с назначением в Иркутск военного губернатора могло быть упразднено местное комендантское управление 31.
Рассмотрев указанный рапорт Муравьева, Николай I распорядился передать председательство в Совете ГУВС, на время отсутствия "главного начальника края", одному их подведомственных ему губернаторов - "как это разрешено уже законом на случай отъезда Сибирских генерал-губернаторов из вверенных им губерний". В то же время император не поддержал идеи Муравьева о придании Иркутскому гражданскому губернатору статуса военного; статский советник Зарин, служивший в армии подполковником, "не мог быть переименован в генерал-майоры" 32.
Исходя из этого Николай I распорядился, чтобы в отсутствие Муравьева его должность замещали "на общем основании" по гражданской части - гражданский губернатор, а по военной - бригадный командир, штаб которого располагался в Иркутске 33.
15 мая Муравьев отправился из Иркутска в Якутск, а затем в Охотский порт, куда прибыл в конце июня. Во всеподданнейшем своем рапорте от 4 июля генерал-губернатор докладывал, что "по обозрении порта, войск, присутственных мест и больничных заведений" он отправляется в тот же день на Камчатку, откуда планировал возвратиться через порт Аян, чтобы "обозреть оба пути, пролегающих через Якутскую область к Охотскому морю".
Уже в следующем рапорте на имя императора - от 28 сентября - Муравьев сообщал, что обозрел Камчатку, Северный берег острова Сахалин и пути от него до Якутска. Находясь там, генерал-губернатор приказал составить под его руководством описание Якутского пешего городового полка, заметив, что Якутские казаки "воинским видом, ловкостью и смелостью" нисколько не уступали Иркутским и Енисейским 34.
Муравьев считал своим долгом донести Николаю I, что исходя из высказанных императором "видов на эти страны и особенно Камчатку", нельзя откладывать необходимые там преобразования в административном и военном отношениях. В пределах должностных полномочий генерал-губернатор уже сделал некоторые распоряжения, однако, по его собственному признанию, они были "ничтожны в сравнении с тем, что сделать должно и необходимо". Муравьев справедливо отмечал, что судить о положении и потребностях тех регионов трудно издалека, хотя этот предмет давно уже обращал внимание высшего правительства. Генерал-губернатор указывал в рапорте, что впоследствии станут необходимы "учреждения, соответствующие пользам и достоинству государства". Вместе с тем он выразил уверенность, что выделяемых правительством средств будет достаточно и для "удовлетворения потребностей нового порядка", при условии "бдительного хозяйственного распоряжения главного начальства" и упразднении существовавших бесполезных учреждений 35.
Результатом поездок Муравьева было представление им различных проектов о преобразованиях, с которыми он отправился в Петербург. Большинство из них касалось Дальнего Востока, который во второй половине XIX в. стал районом интенсивного изменения административно-территориального деления 36. Вскоре по возвращению генерал-губернатора в Иркутск, разнесся слух о предстоящих реформах: в 1850-1851гг. было издано много новых законов, относившихся к управлению и устройству Восточной окраины. Важнейшими из них явились положения: о Камчатской области, Кяхтинском градоначальстве, Якутской и Забайкальской областях.
Ко времени разработки проекта о Камчатской области, побережье Тихого океана разделялось на два приморских управления: Охотское и Камчатское; каждое из которых находилось в ведении особого начальника из штаб-офицеров. Последние пользовались известной самостоятельностью, но в то же время подчинялись Иркутскому губернатору. Поэтому в важных случаях они должны были спрашивать его разрешения 37.
При больших расстояниях и трудности сообщений, такой порядок представлял серьезные неудобства. Именно для устранения этого и по предложению Муравьева о перенесении Охотского порта 10 января 1851г. была учреждена Камчатская область во главе с военным губернатором, который подчинялся непосредственно генерал-губернатору. Местопребыванием управления назначался Петропавловский порт, а Охотский округ отходил к Якутской области 38. Целью этих преобразований было усиление власти на местах и укрепление морской обороны края, для чего Петропавловскую гавань сделали сосредоточием всех морских сил.
Затем 20 июня 1851г. последовало образование Кяхтинского градоначальства - в целях объединения в одних руках пограничного, таможенного и полицейского управления на китайской границе 39. Пограничный город Троицкосавск вместе с лежащей в 4-х верстах от него Кяхтинской слободой выделялся в ряду сибирских городов: он не имел уезда, но в нем располагалось пограничное правление, в ведении которого находилась вся китайская граница 40.
Вся русско-китайская торговля осуществлялась через этот город, что вызывало необходимость контроля за контрабандой. Расположенная в Троицкосавске таможня нередко сталкивалась с пограничным управлением в вопросах "округе действий и степени власти" на границе. Образование Кяхтинского градоначальства способствовало устранению указанных неудобств и наведению порядка в этой местности. Градоначальнику, на правах губернатора, были подчинены Троицкосавск, Кяхта и находившаяся в 25 верстах от Троицкосавска Усть-Кяхтинская слобода; ему же поручалось ведение пограничных дел и контроль за таможней.Однако, это нововедение на практике оказалось малоэффективным. В1862 г. оно было упразднено.
11 июня 1851г. была учреждена Забайкальская область 41 и расширены права местной администрации в Якутской области 42.
Якутия давно являлась особой областью, во главе которой находились областной начальник и областное правление 43. Однако, пределы их власти их ограничивалась в основном текущими делами. Все более важные дела отсылались в Иркутск, на рассмотрение губернатора и губернского совета (денежные вопросы являлись прерогативой казенной палаты) 44. Такой порядок вследствие больших расстояний и трудности сообщений оказался весьма неудобен: "разрешения не всегда приходили своевременно, и удостоверяться в необходимости их было невозможно" 45.
В отличие от Якутской области, Забайкалье находилось ближе к административному центру генерал-губернаторства. В то же время оно отделялось от губернии озером Байкал, сообщение через которое часто бывало затруднительно. Кроме этого, в крае отсутствовала местная власть, равная власти областного правления: должности Верхнеудинского и Нерчинского окружных исправников являлись почетными, но не имели существенного значения 46.
Как отмечалось выше, еще генерал-губернатор С.Б.Броневский предлагал выделить Забайкалье в особую область - в самостоятельную административную единицу - но проект его остался нереализованным 47.
Все перечисленные неудобства должно было устранить новое преобразование Забайкальского края и Якутской области 48.
По положению от 11 июня 1851г. Забайкалье выделялось в особую область (в составе Верхнеудинского и Нерчинского округов Иркутской губернии).
Обе области становились равными с губерниями административно-территориальными единицами, причем возглавлять их поручалось не областным начальникам, а губернаторам: Забайкальскую - военному, Якутскую - гражданскому. Оба губернатора подчинялись непосредственно генерал-губернатору.
Как мы видим, во главе губерний и областей могли столь как гражданские, так и военные губернаторы. Военным губернаторам была подчинена, наряду с гражданской, военная администрация подведомственной территории и расположенные в ней внутренние войска. Военный губернатор Забайкальской области являлся по статусу одновременно и наказным атаманом Забайкальского казачьего войска. Все это определяло и статус, и круг обязанностей губернатора, и его отношения с командирами находившихся в губернии частей. В областях предполагался упрощенный порядок и сокращенный аппарат управления: ведение делами в каждой из областей поручалось областному управлению, где сосредоточивались предметы губернского совета, губернского управления и казенной палаты. На каждую область учреждался окружной суд с правами губернского суда. В то же время, для сокращения расходов на новые управления были сокращены штаты Иркутской казенной палаты и упразднены Верхнеудинские и Нерчинские окружные управления и окружные суды.
Необходимость преобразовать Якутское и учредить Забайкальское областные управления была очевидна: но при этом оказалась допущенной крупная ошибка. Муравьев знал, что главное препятствие к осуществлению его проектов может возникнуть из-за финансовых затруднений. Чтобы избежать этого, он до крайности уменьшил личный состав учреждений. Между тем, такая мера имела отрицательные последствия, особенно в Забайкалье, где численность населения была выше, чем в Якутской области 50.
Это выразилось в том, что Забайкальские учреждения не могли в первое время разобраться с массой дел, поступивших из прежних присутственных мест, особенно по хозяйственной части. С большим трудом они справлялись и с новыми текущими проблемами. Все это привело к медленности, а затем и к путанице в делах 51.
Как только Муравьев получил известие об утверждении своих проектов, он, не дождавшись сенатского указа, стал приводить их в жизнь. Под непосредственным руководством генерал-губернатора, в Иркутске начался набор чиновников на службу в новых учреждения. Заметим, что желающих занять должности оказалось немало, т.к. жалованье в Забайкалье назначались гораздо выше Иркутского (например, советнику 1000 р. вместо 571 р. и т.д.). На должность Забайкальского губернатора и наказного атамана определили бригадного генерала П.И.Запольского. Вскоре - 1 сентября - началась отправка чиновников и их "главного начальника" к новому месту службы. Торжественное "открытие" области состоялось 22 октября 1851г. В этот день в ранг города была переведена Чита, объявленная столицей области 52.
Между тем, в Чите ничего не было приготовлено к новому управлению. Поэтому, вследствие прибытия большого числа чиновников, возникли проблемы с их расселением по квартирам. Для присутственных мест вовсе не нашлось помещений. В то время Чита представляла собой захолустный городишко - неудивительно, что в ней отыскалось "всего два - три хороших дома", и те уже были заняты приезжими. С большим трудом отыскали дом с двумя приличными комнатами, в одну из которых поместили часть канцелярии областного правления, в другую - окружного суда. Это оказалось неудобным, т.к. через перегородку было слышно все, что происходило в другой половине. Комнат для областного прокурора и особого помещения для полиции не нашлось вовсе - дела этих учреждений пришлось хранить на квартирах чиновников. Однако, все это являлось лишь внешними неудобствами, гораздо важнее оказались внутренние проблемы. Поспешное закрытие прежних судов стало причиной, по которой по многим уже решенным делам "не было составлено решительных определений" и поэтому решения оказывались недействительными. Приходилось рассматривать дела заново, что очень увеличило работу в окружном суде.
Чиновники, любимцы Муравьева и Запольского, назначенного на ответственные посты в Забайкальской области, надеясь на безнаказанность, творили произвол. В.И.Вагин приводит вопиющий случай, когда молодой человек, приближенный генерал-губернатора, был назначен Верхнеудинским исправником. В одной семейской деревне он увидел очень красивую девушку и потребовал ее себе на ночь. Отец отказался ее отпустить, за что его засекли до смерти.
Сам военный губернатор - П.И.Запольский - далеко не был примером ни личной, ни служебной безукоризненности. Н.Н.Муравьев быстро разочаровался в нем. П.И.Запольский впоследствии утверждал, что поводом для отставки послужил его отказ изменить рапорт об инспекторском смотре, в котором, якобы указывались "беспорядки одного из любимцев" главного начальника края. Не смеем утверждать или подвергать сомнениям истинность этой версии, однако отметим, что ни в Иркутске, ни в Забайкалье Запольский не пользовался хорошей репутацией 53.
Важным этапом деятельности Н.Н.Муравьева по реформированию административного устройства и управления Восточной Сибирью стал период 1856-1858гг., когда были разработаны и утверждены проект нового разделения Иркутской губернии на округа, штатное расписание местных учреждений и распоряжения, касающиеся Амурского края. В связи с этим отметим, что существовавшее тогда административное деление Иркутской губернии на пять округов было введено еще М.М.Сперанским в 1822г. Оно предусматривало разделение губернии на Иркутский, Нижнеудинский, Верхнеудинский, Нерчинский и Киренский округа 54.
Однако, уже в одном из первых своих официальных документов - рапорте Николаю I от 3 марта 1850г., Н.Н.Муравьев выразил сомнения в целесообразности существовавшего административного устройства губернии. Между тем, после образования в 1851г. 55 самостоятельной Забайкальской области в составе Верхнеудинского и Нерчинского округов в Иркутской губернии осталось только три округа, причем каждый из них превышал по площади "иную внутреннюю губернию" 56. Крайняя разбросанность селений, плохие пути сообщения и быстрые темпы роста населения губернии в первой половине XIX в. увеличивали трудность управления этими округами 57.
Вследствие указанных причин по представлению Н.Н.Муравьева 6 декабря 1856г. произошло новое разделение Иркутской губернии. Вместо трех было образовано 5 округов: из части Нижнеудинского и Иркутского были образованы два новых округа: Балаганский и Верхоленский 58.
Таким образом, внутреннее административное деление Иркутской губернии на 5 округов формально было сохранено. Однако, на практике (в соответствии с указом) границы округов подверглись изменению "по ближайшему усмотрению генерал-губернатора Восточной Сибири". Их территория стала более компактной, и, следовательно, управляемой. Деление Иркутской губернии на Иркутский, Балаганский, Верхоленский, Нижнеудинский и Киренский округа сохранялось вплоть до начала XX века 59.
В 1856г. по предложению Муравьева (для связи Забайкалья с принадлежавшей России Приморской территорией, включая низовья Амура) была создана так называемая "Амурская линия". Она протянулась по левому берегу Амура и предназначалась под заселение казаками Забайкальского войска.
Заселение и освоение Северо-Восточной Азии, Сахалина и Нижнего Амура русскими людьми вызывало необходимость укрепления здесь местных органов власти. Правительство признало нужным в одностороннем порядке образовать администрацию в Приамурье и Приморье. 14 ноября была образована Приморская область в составе экс-Камчатской области, территории Сахалина, Курильских островов и Чукотки. Резиденцией губернатора новой области стал Николаевский-на-Амуре пост, переименованный в город Николаевск 60.
Мысль о необходимости введения новых штатов местных учреждений не принадлежала непосредственно Муравьеву. Переписка о них началась еще при генерал-губернаторе В.Я.Рупперте (1837-1847), вскоре после издания штатов для местных сибирских учреждений 1837г. По указанным штатам денежные оклады местным чиновникам были увеличены (относительно подобных во внутренних губерниях) на 25%. Служащим в наиболее удаленных от административного центра генерал-губернаторства местах (учреждениях) оклады повышались на 50% и более 61.
Между тем, после 1837г. жалование государственных служащих внутренних российских губерний значительно увеличилось, однако оклады их сибирских коллег остались прежними. Неудивительно, что спустя 20 лет они (оклады) "сделались не только несравненно ниже окладов подобных чиновников внутренних губерний, <...> но и решительно недостаточными для пропитания". В качестве примера приведем следующие данные: в 1856г. советник губернского правления получал в Сибири 560 руб., а его коллеги во внутренних губерниях - 900 и 1000 руб., т.е. почти в два раза больше. Жалованье секретаря того же губернского правления составляло 280 руб. в Сибири и 450 - в центральной России. В таком же соотношении находились оклады большинства сибирских чиновников 62.
Оценивая сложившуюся ситуацию, Сибирский Комитет пришел к выводу, что "оставлять в таком положении служащий там класс не только неудобно, но и решительно невозможно". По мнению В.И.Вагина, именно "ничтожность содержания была одной из главных причин того взяточничества, в котором справедливо упрекали сибирское чиновничество" 63.
В то же время правительство осознавало важность привлечения на службу в этот далекий и суровый край "способных и достойных" служащих. Для этой цели уезжающим в Сибирь давались "разные преимущества",так как низкие оклады вынуждали местных чиновников переводиться на службу в Европейскую Россию.
По мнению Муравьева, такое положение дел могло "иметь самые вредные и пагубные последствия" для местного Сибирского управления. Поэтому, принимая вышеуказанное во внимание, Сибирский Комитет признал "существенно необходимым ныне же издать новые для Сибири штаты" 64.
Проекты новых штатов для гражданского управления Сибири рассматривались Комитетом 23 октября и 6 ноября 1856г. На этих заседаниях выяснилось, что проекты были "составлены на разных началах, а потому требовали общего и подробного пересмотра и исправления". Именно поэтому Комитет признал необходимым существенно переделать проекты с учетом следующих "главных оснований":
1) чиновникам одного класса и разряда назначить одинаковые оклады;
2) чиновникам, чья оплата оказывалась меньше предыдущей, сохранять большой оклад;
3) разделить оклады "по принятому порядку" на жалованье и столовые деньги; чиновникам, в чьи обязанности входят поездки по округам (окружным начальникам, исправникам, заседателям и врачам), выплачивать отдельно деньги на разъезды;
4) писарей и канцелярских чиновников в штат не включать, "определить на их содержание общую сумму". При этом минимальный их оклад не должен быть ниже 120 руб. сер. в год;
5) оклады чиновников особых поручений приравнять окладам чиновников того же класса и разряда.
По составленному на данных принципах проекту нового штата, из казны дополнительно потребовалось 115 тыс. руб. сер. в год по Восточной, 150 тыс. руб. сер. в год по Западной Сибири. Между тем, правительство выделило:
а) на увеличение окладов по всей Сибири - 159 675 руб. сер. в год,
б) на окружное казначейство 18014 руб., т.е. всего 177689 руб. сер. в год.
Простые арифметические действия показывают, что недостаток денежных средств составлял 88 тыс. руб. сер. в год (из них - 50 тыс. руб. по Западной Сибири и 38 тыс. руб. сер. в год - по Восточной) 65.
Присутствовавший на заседании Комитета министр финансов П.Ф. Брок заявил, что он не может выделять из государственного казначейства недостающей суммы. Вследствие этого было необходимо изыскать другие средства для покрытия денежного дефицита. В сложившейся ситуации Сибирский Комитет "счел справедливым" учредить в каждой части Сибири (по примеру внутренних губерний) "особый сбор с государственных и прочих крестьян под разными названиями". Полученные таким образом средства предполагалось направить на содержание частей общего и частного губернского и окружного управлений, которые "преимущественно занимались их (т.е. крестьян - И.Д.) делами". Изначально планировалось ограничить размер сбора недостающей по новому штату суммой. Сбор полагалось осуществлять по правилам "Положения об общественном с государственных крестьян сборе", изданным 20 марта 1840г. 66 Генерал-губернаторам каждой части Сибири позволялось при этом распоряжаться "применением сих правил к местным обстоятельствам края" 67.
Новые штаты гражданского управления были утверждены 6 декабря 1856 г. 68 Оклады повышались почти вдвое. В то же время, "обстоятельства, особенно в Восточной Сибири, изменились и цены возвысились так быстро", что новые оклады оказались вскоре недостаточными, и опять "возникла необходимость в новых прибавках". По замечанию современника, таким образом "дело тянулось" до конца XIX в. 69
Важной составной частью административной деятельности Н.Н.Муравьева в Сибири стала разработка проектов и реализация программ по закреплению в составе России Дальневосточных территорий. Однако эти грандиозные замыслы были только частью айсберга. Не менее важная задача заключалась в создании на этих территориях такой системы управления, которая смогла бы прежде всего прочнее увязать этот отдаленный край с Россией. Эти же цели преследовали административные мероприятия Муравьева в губерниях Иркутской и Енисейской, в областях Забайкальской и Якутской.
Отправляя Муравьева в Сибирь, Николай I во время аудиенции как бы между прочим завел речь об Амуре и сказал, что разговор об этой "русской" реке еще впереди 70. Этих слов оказалось достаточно для молодого генерал-губернатора: он прекрасно понял, что присоединение Амурского края было бы не только приятно государю, но и давало Муравьеву прекрасную возможность, по его же выражению, "пополнить свой формуляр". Мысль о занятии Амура еще более укрепилась в генерал-губернаторе, когда Г.И.Невельский прошел через Татарский пролив, доказав этим возможность сообщения с устьем Амура 71.
Слухи о намерении Муравьева присоединить Амур стали ходить в Иркутске с первых дней его пребывания в крае. Они находили себе подтверждение во множестве мелких случаев, в частности, во враждебном отношении Муравьева к англичанам 72. Он опасался, что англичане займут Амур раньше, и тогда Сибирь будет потеряна для России. Об этом Муравьев сообщил в Петербург.
Однако, мысль о присоединении Амура встретила сильных противников в лице министров: иностранных дел К.В.Нессельроде, финансов Ф.П.Вронченко и военного А.И.Чернышева. Сам император сильно колебался. Тем не менее, Муравьев нашел горячего защитника этой идеи в великом князе Константине Николаевиче. При его активном содействии проект был принят, но с условием, чтобы "при этом не пахло пороховым дымом" 73.
С 1852г. почти открыто начались приготовления к Амурской экспедиции, и с лета 1854г. началась многолетняя Амурская эпопея. Она завершилась очень удачно для России - заключением 16 мая 1858г. Айгуньского договора, который утвердил за ней Приамурский край 74.
Получив об этом известие, Николай I рескриптом от 26 августа 1858г. благодарил Муравьева за труды на пользу благоустройства Восточной Сибири, пожаловал ему титул графа и присоединил к фамилии название Амурского 75.
Россия получила значительные по площади земли. В связи с этим перед правительством встала задача административного устройства нового региона. При ее решении было очевидно одно: вследствие обширности присоединенного Приамурского края, его необходимо (для удобства управления) разделить на две части.
В короткий срок Муравьев разработал проект Положения об управлении Амурской области и штат этого управления, которые представил на рассмотрение Сибирского Комитета.
На заседании 22 ноября 1858г. Комитет признал предложения Муравьева "во всех отношениях весьма основательными". Суть их заключалась в том, чтобы вся территория края от реки Уссури до Тихого океана и далее к северу по берегу до границы Якутской области, включая устье Амура, вошла в уже существовавшую к тому времени Приамурскую область, а принадлежавший России левый берег Амура от впадения в него Уссури до границы Забайкальской области, составил Амурскую область 76.
Поскольку население обеих областей было незначительным, постольку генерал-губернатор планировал организовать управление ими "в самом сокращенном составе". Такое управление существовало уже в Приморской области. Поэтому, учитывая рост населения в указанной области и начинавшееся в ней развитие торговли, Муравьев считал необходимым несколько увеличить состав ее управления.
Вследствие отдаленного географического положения области, ее чиновники "подвергались многим лишениям". Исходя из этого, предполагалось незначительное увеличение их окладов 77.
Представленные предложения были признаны Сибирским Комитетом "правильными и основательными и заслуживающими полного одобрения". Вследствие этого Комитет принял решение об утверждении проектов Муравьева: о разделении Приамурского края; усилении состава, увеличении окладов и изменении в порядке управления Приморской областью, при этом предполагалось "сделать необходимые перемены" в Положении об ее управлении, об управлении Амурской областью и штата этого управления 78. Сумму, необходимую на расходы по проектам - 7.800 руб. сер. в год по Приморской области и 19.500 руб. сер. в год по Амурской, всего - 27.350 руб. сер. в год - выделять из государственного казначейства, начиная с 1 января 1859 г. Данные проекты были утверждены высочайшим указом 8 декабря 1858 г. 79 Амурский край разделялся на две области, одна из которых сохраняла название Приморской, а вторая получала название Амурской 80. В состав Приморской области вошел выделенный из Якутской области Охотский округ. Всего же в Приморье полагалось шесть округов: Николаевский и Софийский - образуемые вновь, Охотский, Петропавловский, Гижигинский и Удский. "Амурская линия" и ее отделения упразднялись.
На следующий день - 9 декабря 1858г. - на основе представлений Н.Н.Муравьева и Сибирского Комитета, последовали изменения в штате управления Приморской области и положении об этом управлении от 31 октября 1856 г. Было увеличено жалованье служащих в области чиновников (в зависимости от занимаемого ими поста - от 200 до 500 рублей) и учреждались новые должности: чиновники особых поручений при военном губернаторе, квартального надзирателя в Николаевске, в городе Софийске - городское управление, в Софийском округе - земское управление, ветврача и инспектора по медицинской части 81.
В состав Амурскрой области вошли все земли, расположенные по левому берегу Амура. Областным центром новой административной единицы назначалась станция Благовещенская (бывший Усть-Зейский пост), получившая статус города 82.
Управление областью полагалось осуществлять на основе утвержденных в тот же день и приложенных к указу Положения и штата.
По разработанному Н.Н.Муравьевым Положению об управлении Амурской области, управление разделялось на главное и местное. Первое являлось прерогативой генерал-губернатора Восточной Сибири и совета ГУВС, а второе - военного губернатора области - "как по военной, так и по гражданской части". При военном губернаторе состояли военное управление, заведовавшее регулярными и казачьими войсками области; канцелярия и другие чиновники - по гражданскому управлению. В городе Благовещенске учреждался "для всей области" окружной суд и окружной стряпчий, образовывалось особое полицейское управление. Заведование медицинской частью поручалось областному врачу. Весь личный состав управления Амурской области определялся прилагаемым при Положении штатом 83. Для "открытия" области необходимо было "безотлагательно назначить начальника оной". В рапорте военному министру от 8 января 1859г. Муравьев отмечал, что Амурская область "страна новая, пограничная и заключающая в себе все элементы важного развития торговли и промышленности". Вследствие этого управлять ей, по мнению генерал-губернатора, следовало назначить человека "вполне благонадежного, знакомого с краем и соответствовавшего намерениям правительства". Таковым, на его взгляд, являлся генерал-майор Н.В.Буссе - начальник штаба при генерал-губернаторе. В своем рапорте Муравьев просил министра "исходатайствовать Всемилостивейшее назначение генерал-майора Буссе военным губернатором Амурской области и командующим войсками, в ней расположенными" 84.
Необходимо заметить, что назначение военных губернаторов в новые пограничные области (Забайкальскую, Амурскую, Приморскую) во многом было обусловлено тем, что по ряду причин колонизация территорий, вновь присоединенных к России по Айгуньскому (1858) и Пекинскому (1860) русско-китайскими договорами, осуществлялась военно-административными методами. Моряки, казаки, солдаты и офицеры вносили огромный вклад в хозяйственное и административное обустройство нового края. Чередование же военных и гражданских губернаторов в Иркутской и Енисейской губерниях выглядит довольно случайным. Вероятно, оно было вызвано не административными, а кадровыми соображениями. Если кандидат в губернаторы был генералом, то должность гражданского губернатора заменялась на военного. Именно так и произошло в 1851г. в Иркутской и в 1861г. в Енисейской губерниях. В этот период вообще происходило усиление военного начала в управлении: если в 40-х годах в Восточной Сибири было всего два губернатора, причем оба гражданские, то в 60-х гг. из шести губернаторов пять были военными 85.
Несмотря на то, что найти опытных и грамотных чиновников, согласных служить в Сибири, было непросто, желающих стать губернаторами было немало. Всего за 1845-1865гг. в Восточной Сибири пребывало губернаторами 17 человек. На основе изучения их формулярных и послужных списков нами сделаны следующие подсчеты.
Военными были 10 губернаторов, еще в прошлом служили в армии или в военном ведомстве. По национальности 10 человек были русскими, 4 - немцами, 3 - украинцами, уроженцев Сибири не было. Почти все (16 человек) были потомственными дворянами, 1 дослужился до дворянства, происходя из мещан. Высшее образование имели 4 губернатора, среднее - 7, начальное - 2 и домашнее - 4.
Таким образом, высшее и среднее образование получили 64,7% губернаторского корпуса (в среднем по России этот показатель равнялся 37,5%). До того как стать сибирскими губернаторами, 6 человек успели приобрести опыт административной деятельности на штатском поприще, 7 приехали в Сибирь уже губернаторами, 10 имели сибирский стаж (8 - более 5 лет, 2 - от 3 до 5 лет). Став губернаторами, 11 человек (64,7%) прослужили на своем месте по 5 лет и более (в среднем по России таких было 37,5%). Двое стали губернаторами в возрасте от 30 до 40 лет; 9 - от 40 до 50 лет, 5 - от 50 до 60 лет. Общероссийские возрастные показатели были гораздо выше 86.
Однако, вернемся к Н.В.Буссе, который по ходатайству Муравьева стал губернатором в 31 год. Своим назначением он был обязан собственному усердию, трудолюбию, дружеским отношением с М.С.Корсаковым и доверию Н.Н.Муравьева. К своему месту службы, в город Благовещенск, Н.В.Буссе прибыл 13 мая 1859г., и в тот же день начала функционировать администрация новой - Амурской - области 87.
Как администратор, Буссе был деятелен и распорядителен, суров и даже жесток по отношению к виноватым, энергично боролся с преступностью. Он постоянно занимался организацией судоходства по Амуру, строительством только что основанного города, обеспечением продовольствием войск и населения...
Следующим шагом в административном устройстве Сибири и Дальнего Востока стал проект 1860г. Муравьева-Амурского о новом разделении Восточной Сибири, направленный на дальнейшее усиление власти местной администрации.
Во всеподданнейшем докладе от 22 февраля он справедливо отмечал, что Восточная окраина составляла самую обширную область Российской империи. Огромная территория, несовершенность путей сообщения являлись одними из причин, по которым управление регионом "одним лицом, как это было ранее, стало до крайности затруднительным": оно требовало от главного в крае начальника "чрезвычайных физических усилий и такого разнообразия сведений, которого нельзя предполагать в одном лице". По мнению Муравьева, "возлагать управление всем этим краем на одно лицо - значит, требовать невозможного от человека" 88. Выход из сложившейся ситуации он видел в том, чтобы распределить управление этим обширным краем между несколькими "главными начальниками", пропорционально разделив между ними функции генерал-губернатора. Такая мера позволила бы более качественно выполнять возложенные на них обязанности.
Исходя из этого, Муравьев предложил новую схему административно-территориального устройства края. Она предполагала изъятие Приморской области из ведения Главного Управления и генерал-губернатора Восточной Сибири. Область должна была остаться под управлением местного военного губернатора, которого планировалось наделить правами генерал-губернатора. Во внутреннем управлении этой административной единицы изменений не подразумевалось. Фактически речь шла о создании самостоятельного Приморского генерал-губернаторства, "главный начальник" которого по вопросам управления вверенного ему региона подчинялся бы только Сибирскому Комитету, по командованию сухопутными войсками - военному министру, а портами и флотилиями - его Высочеству Генерал-адмиралу Великому Князю Константину Николаевичу.
Енисейскую губернию планировалось передать под юрисдикцию Главного Управления и генерал-губернатора Западной Сибири "на том основании, как она находится в Восточной Сибири".
В то же время Иркутская губерния, Забайкальская, Амурская и Якутская области и Кяхтинское градоначальство должны были по-прежнему оставаться в ведении Главного управления и генерал-губернатора Восточной Сибири.
Муравьев подчеркивал, что указанные преобразования не повлекут за собой никаких новых затрат. Несмотря на это, его предложения не получили поддержки у императора, который счел "невозможным делать изменения в разделении и управлении Сибири вообще". Вместе с тем, им был принят во внимание тот факт, что с присоединением Амурского края "занятия главного местного начальства Восточной Сибири значительно увеличились". Император сознавал необходимость с одной стороны, облегчить деятельность генерал-губернатора по управлению этим обширным краем, с другой - ускорить движение дел местного управления Приморской области Восточной окраины, "усилив в некоторой мере" власть ее начальника. Для достижения этой цели Высочайшим указом 15 мая 1860 г. при генерал-губернаторе Восточной Сибири учреждалась должность помощника, который одновременно являлся командующим расположенными в крае войсками 90. Фактически, помощник являлся вторым после генерал-губернатора лицом в крае. 16 мая 1860г. на новую должность был назначен М.С.Корсаков, а на его прежний пост определен генерал-майор Жуковский. Впоследствии, после назначения М.С.Корсакова генерал-губернатором Восточной Сибири, должность помощника была упразднена 91.
Последний, и, возможно, наиболее смелый проект, относившийся к административному устройству Восточной окраины, был представлен Муравьевым 3 октября 1860г. Назывался он "О введении упрощенного управления в Иркутской и Енисейской губерниях". Эту идею генерал-губернатор высказал еще в 1850 г., однако тогда Комитет министров не поддержал ее 92. Причина этого заключалась в том, что с упразднением общих губернских управлений в Сибири (по мнению Комитета) "совершенно изменились бы славные основания Сибирского учреждения и тот порядок, который существовал в Сибири около 30 лет" 93.
Между тем, предлагаемая Муравьевым мера не являлась коренной реформой - т.е. совершенным изменением учреждения 1822г. Это он попытался доказать правительству, представляя проект на рассмотрение. В связи с этим генерал-губернатор указывал, что "Учреждение Сперанского" имело целью сосредоточение главной власти в губернии в лице губернатора и осуществление им надзора за надлежащим решением дел в губернских присутственных местах. Вместе с тем "Учреждение" призвано было не допустить перехода губернаторской власти в неограниченное самовластие и произвол. Именно для этой цели были учреждены на всех уровнях управления коллегиальные советы, при помощи которых предполагалось рассматривать большую часть дел 94. Эти советы получили название общих губернских управлений. Сравнивая существовавшее в те времена в Сибирских губерниях управление с планируемым, Муравьев указывал, что последнее "менее отступает от коренных начал" 95.
Кроме того, планируемое нововведение позволило бы правительству экономить денежные средства, так как исчезала необходимость содержать канцелярии общих губернских управлений.
На первый взгляд могло показаться, что предлагаемое Муравьевым соединение казенной палаты с губернским правлением являлось как бы нарушением главных начал существовавшего в империи губернского управления. Однако, сомнения исчезнут, если вспомнить разницу между существовавшими тогда губернскими правлениями Сибири и Европейской России.
По замечаниям Муравьева, губернские правления в Сибири являлись "только палатами для дел полиции, совершенно равные палатам суда и хозяйства", в то время как таковые же во внутренних губерниях соединяли высший местный надзор "за всем и всеми, в том числе и за самими палатами, и высшее на местах разрешение, собственно именуемое управлением" 96. К докладу прилагались проект управления, штат для губернских управлений Иркутского и Енисейского, объяснительная записка и ведомость о делопроизводстве в течении последних пяти лет.
Собственно проект Положения об упрощенном управлении губерний Иркутской и Енисейской содержал 21 пункт. Его суть заключалась в том, чтобы соединить в одно присутственное место - губернское управление - три отдельных губернских учреждения, а именно: губернский совет, составлявший вместе с губернатором общее губернское управление; губернское правление и казенную палату, заведовавшую хозяйством губернии. Губернскому управлению полагалось состоять из губернатора и губернского правления, в котором под председательством вице-губернатора надлежало присутствовать советникам: 6 - в Иркутском и 5-6 - в Енисейском. Губернатора планировалось наделить правами и обязанностями, определенными для его коллег в ст. 30-33 "Сибирского учреждения" Отличие заключалось лишь в том, что дела, подлежащие предварительному рассмотрению в губернском совете (надзор за движением дел, разрешение сомнений в исполнении законов) предварительно должны были быть рассмотрены в общем присутствии губернатора (и под его председательством) с губернским правлением и прокурором - "по правилам, установленным для общих губернских управлений" 97.
В ведении губернского правления предполагалось сосредоточить предметы, которые по правилам "Учреждения" 1822г. находились в ведении губернского правления и казенной палаты отдельно.
Подчинение губернатора и губернского правления вышестоящим инстанциям должно было осуществляться "сообразно общим правилам Сибирского Учреждения" 98. Эти же правила действовали и в порядке производства и решения дел 99.
В случае возникновения необходимости отмены утвержденного решения губернского правления (принятого под председательством вице-губернатора), губернатор мог под личную ответственность приостановить его исполнение и представить дело на рассмотрение в ГУВС 100.
К указанному проекту прилагалась записка, в которой, в частности, была представлена смета расходов казны на новые учреждения обеих губерний. По ней (смете) предполагалось выделение на нужды Иркутского губернского правления 54.977 руб., на Енисейского - 51.327 руб. сер. в год.
Таким образом, на обе губернии требовалось по новому проекту 106.304 руб., в то время как ранее эта сумма составляла 146.494 руб. сер. в год. 101 Сокращение расходов на административные нужды было очевидным. Тем не мене, предложенный вариант реформы не был принят. Аналогичная судьба постигла и ряд других административных проектов Муравьева. Основную причину этого следует видеть в том, что большая часть административных предложений Муравьева противоречила главным принципам "Учреждения" 1822г. Это объясняется тем, что выдающиеся сибирские администраторы - Сперанский и Муравьев-Амурский - являлись представителями двух различных начал в управлении: первый - коллегиального, второй - личного начала. Сперанский ставил на первое место учреждение, а Муравьев - лицо 102. Усиливая единоличную власть генерал-губернаторов и губернаторов и способствуя централизации в их руках местного управления, правительство правительство в то же время сохраняло и принципиальные основы Сибирского учреждения 1822 г.
Сибирская деятельность графа Амурского полностью соответствовала духу николаевского времени: справедливо критикуя Сперанского за чрезмерное развитие "бумажного дела", Муравьев боролся за восстановление "настоящей администрации", опирающейся на личное доверие монарха. Доверие, ценимое выше закона.
Нельзя также не заметить, что в административной практике Н.Н.Муравьев-Амурского четко прослеживалось стремление учесть своеобразие геополитического положения восточных окраин России. Регионализм, причем подчас весьма продуманный и перспективный, находил свое выражение как в ряде частных предложений, так и в концептуальных программах. Это свидетельствовало о том, что в тот период времени российское правительство, в лице его региональных администраторов, сохраняло способность к гибкости и умело находить оптимальные, с точки зрения государства, подходы к решению внутри - и внешнеполитических задач.
Правительственная политика в отношении окраин империи в первой половине XIX в. формировалась и развивалась как составная часть внутренней политики самодержавия в целом. Для ее понимания очень важен региональный подход. Для восточных окраин России это замечание имеет первостепенное значение, ибо только в таком контексте представляется возможным выявить общие и особенные тенденции региональной политики в огромном по территории, пестром в этническом и социальном отношении крае.
Вольно или невольно, но многие современники событий отчетливо сознавали это. Дошедшие до нас источники содержат удивительные по наблюдательности, согласности оценок и характеристик замечания о формах государственной политики в крае. Характерно, что общей чертой этих высказываний является неоднозначность оценок окраинной политики правительства на востоке, в основе чего лежат отличия в подходах различных общественно-политических сил.
К концу XVIII в. в Восточной Сибири собственно интеллигенции еще не было, однако необходимая для ее формирования социальная среда уже сформировалась. В пестром сибирском обществе, среди купечества, духовенства, чиновничества и служилого люда, все активнее пробуждалась тяга к знаниям. Известны рукописные сборники, составленные на рубеже веков иркутянами: купцами, чиновниками, представителями духовенства. 1 Уже тогда в Сибири были известны сочинения Вольтера, Ж.-Ж. Руссо, Н.И. Новикова. 2
В начальные годы исследуемого периода усилилась летописная традиция. Среди летописей, по сведениям иркутского педагога С.С.Щукина, особенно выделялась летопись братьев Михаила и Николая Сибиряковых, содержавшая любопытный рассказ о беззакониях Трескина в Иркутской губернии. 3 Уже тогда проявилось противостояние интересов иркутского купечества и местного чиновничества - "борьба партий" - популярный впоследствии сюжет мемуаристов.
Это противостояние получило дальнейшее развитие в период деятельности в Иркутске военного губернатора Б.Б.Леццано (1798-1803 гг). Храбрый генерал, отличившийся в годы второй русско-турецкой войны при осаде крепости, он и по прибытии в Иркутск стал действовать столько же "решительно". Самовластие Леццано вызвало отпор прежде всего со стороны местного купечества. Разумеется, выступая против произвола местного чиновничества, отстаивая собственные интересы, местное купечество никогда не забывало в подобного рода обращениях высказать и верноподданнические чувства. Однако в тот период времени иначе было нельзя. В конечном итоге, Леццано попал под следствие, и вместо него генерал-губернатором Тобольским, Томским и Иркутским был назначен бывший моряк, ставший ко времени назначения тайным советником И.И.Селифонтов (1803-1806). Он "явился, как вице-рой; все пало ниц и безмолвствовало". Продолжению карьеры Селифонтова помешала ревизия графа Ю.А.Головкина, направлявшегося в качестве посла в Китай. Ему поручалось обозревать губернии, "по тракту лежащие и доносить правительству, что заметит дурного". В результате ревизии Селифонтов был отстранен от должности, с запрещением въезда в столицы. 4
Следует заметить, что в большинстве из дошедших до нас источников затрагиваются лишь отдельные аспекты исследуемой темы, чаще всего в связи с изложением биографий сибирских администраторов, и прежде всего - М.М.Сперанского и Н.Н.Муравьева. Для понимания же сущности постановки "сибирских вопросов" сибирским обществом во главу угла следует поставить проблему модернизации управления краем именно так, как она понималась современниками событий.
В книге барона Корфа приведено весьма любопытное высказывание графа Уварова о том, что "история Сибири делится на две эпохи: 1. от Ермака до Пестеля и 2. от Пестеля до NN". По воспоминаниям современников, "после покорения Сибири Ермаком едва ли было время более замечательное, как управление Пестеля. Звание сибирского генерал-губернатора почти им началось и окончилось, потому что бывший до него генерал-губернатор Селифонтов и после него Сперанский были: первый не более двух, а последний не более трех лет" 5. Тринадцать лет Пестель являлся "главным начальником" края, и в течение всего этого периода его правление, по характеристике И.Калашникова, "висело над Сибирью, как черная туча" 6. По свидетельству этого современника, деятельность Пестеля в регионе была отмечена лишь "одними преследованиями" неугодных ему лиц и "печальными историями" генерала Куткина, губернаторов Корнилова, Хвостова, купцов Серебрякова и Мыльникова 7.
В то же время, иркутяне весьма положительно и эмоционально отзывались о "правой руке" Пестеля, иркутском гражданском губернаторе Н.И.Трескине, который в период одиннадцатилетнего отсутствия шефа в вверенном ему крае стал (по характеристике действительного статского советника Н.П.Булатова, почетного гражданина г.Иркутска П.М.Герасимова и многих др.) "не губернатором, а скорее генерал-губернатором" 8. В своих воспоминаниях современники описываемых событий (Булатов, купцы П.И.Обухов, М.П.Апрелков, В.Н.Баснин, Л.С. Караулов, почетный гражданин г.Иркутска П.О.Катышевцев и др.) хвалят "времена Трескина", отмечая, что последний был "редкий, отличный", и более того - "гениальнейший администратор и истинный хозяин края". 9 В подтверждение этих слов они указывают, что земледелие при Трескине процветало, а буряты до него "вовсе не умели пахать и не засевали ни одной десятины, а он принудил их пахать и заниматься хлебопашеством". Вследствие проведенных губернатором мер по поддержанию земледелия цена на хлеб при нем понизилась с 3 руб. до 1 руб. 60 коп. При этом запасы в хлебных магазинах "были большие", а хлеб у них продавался с "приложением процентов" в пользу приказа общественного призрения. В результате приказ, который должен был "разным учреждениям значительные суммы", в период Трескина не только расплатился с долгами, но и "составил капитал в один миллион ассигнациями". Разумеется, горожане оценили и то, что Трескин поправил все мосты и дороги и навел в губернском городе Иркутске "чистоту и порядок" 10.
Безусловно, Трескин был действительно "очень хорошим" хозяином губернии, сделав для нее много полезного. В то же время не следует забывать того факта, что Трескин постепенно приобрел "полицейские замашки" своего времени, становясь деспотом и требуя себе безмолвного подчинения. Опорой ему служили люди типа исправника Нижнеудинского уезда Лоскутова, о котором И.Калашников оставил следующие воспоминания: "Окруженный всегда казаками, вроде опричников времен Ивана Грозного, Лоскутов возил с собой орудия казни: розги, палки и плети. <...> Не было пощады ни полу, ни возрасту, ни состоянию здоровья. Старики и дети, девицы и беременные женщины, больные и хилые... все равно подвергались мучению <...> Многие умирали на месте, другие спустя день, два после мучения!.." 11
Также, как и генерал-губернатор Пестель, Трескин устраивал гонения на любого, кто осмеливался встать ему в оппозицию: по свидетельству Апрелкова, Баснина и Караулова уже "в начале своего управления он старался уничтожить оппозиционную партию купцов, образовавшуюся еще до своего приезда, и кончил ссылкой Мыльникова и Серебрякова, как людей более других опасных" 12. По замечанию А.Щапова, "преобладание в сибирских городах купеческого сословия и его антагонистическое отношение к местному административному классу" представляло в начале XIX в. "одно из наиболее характеристических своеобразных явлений". 13 По воспоминаниям иркутян (в частности, Булатова и Калашникова), "в городе, где не было дворянства <...>, купеческое общество одно составляло некоторый оплот самоуправству и беззаконию, столь обыкновенному <...> в отдаленных провинциях. Если притеснения переходили меру терпения, купцы приносили жалобу высшему правительству. Жалобы их нередко были признаваемы уважительными <...> успех их жалоб еще больше надувал купеческую спесь". По свидетельству современников, "местное купечество было до него (Трескина - И.Д.) так сильно, что пять или шесть губернаторов сряду были сменены по их жалобам. Когда поступил Трескин, купцы сначала присматривались, каков он будет: хорош - ладно; не хорош - можно и сменить". Именно поэтому, при их "первом противоречии" Трескин "разослал купцов в разные места - всех, кто был против него. Тогда увидели, что с Трескиным спорить нельзя" 14. Следует отметить, что жалобы высшему правительству являлись единственным средством борьбы сибиряков со злоупотреблениями местных чиновников. В противовес этому, Пестель и Трескин постоянно обвиняли перед верховной властью местное население к склонности к ябеде, вследствие чего правительство требовало от Пестеля пресечения этих "доносов", считая, что малограмотное и озлобленное население клевещет на своих правителей. И.Калашников писал по этому поводу, что "слово "донос" было страшным орудием тогдашнего Сибирского управления, как некогда ужасное выражение: слово и дело... Что бы с тобой не делали, как бы тебя не притесняли, ни обижали, жаловаться не смей." 15 Однако бывший иркутский вице-губернатор Н.Семивский выступал против несправедливого обвинения сибиряков в склонности к ябеде: "Перед целым светом клятвенно утверждая, удостоверяю всех, что нет в Иркутске, как и во всей Иркутской губернии, из тамошних уроженцев ни кляузников, ни ябедников, как некоторые об них думают, говорят и пишут". 16
В этой связи представляется весьма любопытным, что ряд современников правления Трескина (П.М.Герасимов, Н.П.Булатов, иркутский купец П.И.Обухов, чиновник В.В.Курбатов, и др.), давая губернатору весьма лестную характеристику типа "гениальнейший администратор", говорили о его серьезных недостатках вскользь, как бы мимоходом. Более того, они стремились оправдать Трескина в глазах потомков, указав, что последнего "вынуждали к крутым мерам сами обстоятельства". Не отрицая деспотизма губернатора, иркутяне как бы извинялись за него: "таково было время, таков был дух", и если Трескин вершил зло, то по словам Булатова, Апрелкова, Баснина и др., "зло это было с пользой для края" 17.
Подобные высказывания можно объяснить благодарностью иркутян за тот порядок, который Трескин навел в губернии, где до него "дичь была ужаснейшая". Иркутск же по словам одного из его жителей Н.П.Булатова, "был ни на что не похож. Темной ночью и не думайте куда-нибудь идти: как раз стукнитесь лбом об забор или об стену там, где вовсе не ожидаете. Да и днем - не только приезжий, даже местный житель мог заблудиться." 18 И.Калашников писал, что Иркутск начала XIX в. "имел более вид грязного уездного городка или даже большого села, нежели столицы Сибири <...>. Невысыхаемая грязь не была <..> единственным достоинством иркутских улиц. Они были <...> косы и кривы, тянулись как им было удобнее <...> . Дома то высовывались вперед, <...> то пятились назад <...>. К довершению картины город был украшен тысячами колодезных столбов, торчащих из каждого огорода..." По словам Калашникова, "приезд в Иркутск гражданского губернатора Н.И.Трескина" положил конец "этой сельской картины." 19
Что касается взяток, то по свидетельству современников, "Трескин и все его любимцы брали отлично. Трескин сам не брал; у него все жена: сядет играть в бостон; ей и проигрывают, сколько нужно". Как весьма наивно заключал П.М.Герасимов, губернатор "не столько был бы виноват, если бы не Агнесса Федоровна" (супруга губернатора, в девичестве - Ключарева, имевшая на мужа "какое-то влияние и пользовавшаяся этим" - И.Д.) 20. Однако, по воспоминаниям В.В.Курбатова, "больше всего обкрадывали казну: купят хлеб за 50 коп., а пишут - 1 рубль"; ее разграбление, как рассказывали Апрелков, Баснин и Караулов, происходило также через систему казенных подрядов, "посредством непомерных подрядных цен". При этом не отрицался факт, что и сам Трескин, говоря словами П.И.Обухова, "конечно, делился с казной порядочно" 21.
Несмотря ни на что, иркутяне видели в Трескине "редкого, отличного администратора", который "действовал деятельно, энергично". "Правда, - как заметил Н.П. Булатов, - "манеры у него были слишком некрасивы; но что делать? Деспотический образ действий был в тогдашних нравах". При этом, по мнению П.М. Герасимова, "если сообразить то зло и добро, которое он сделал, то, право, он не заслуживал такой строгой кары". (Трескина отстранили от должности в 1819г., а в 1834г. он был все еще под судом) 22.
Возможно, иркутяне в данном случае оказались правыми, ведь даже декабрист В.И.Штейнгейль признался, что он "любил и даже уважал Трескина" 23.
В отличие от Трескина, деятельность в крае Сперанского, и, в первую очередь, разработанная им реформа управления регионом, не получили однозначных оценок.
Подавляющее большинство сибиряков, по их собственным признаниям, "любили и уважали" Сперанского - "доблестного начальника, карающего зло". Его приезд, по словам Н.П.Булатова, "произвел в Сибири переворот во всех отношениях; в 20-х годах здесь началась совершенно новая жизнь". С приездом нового генерал-губернатора "общественная жизнь оживилась. Начались праздники, вечера". Одним словом, как рассказывал иркутский мещанин Н.А.Сердюк, "жили при нем весело. Балы были беспрестанные. Сперанский всегда сам открывал бал". Безусловно, все это нашло живой отклик у местного общества, с которым реформатор, по словам иркутского мещанина В.И.Забелинского, купца А.А.Литвинцева и др. "сошелся хорошо" и "жил дружно" 24. В своих воспоминаниях Е. Авдеева-Полевая писала, что в Иркутске "на Сперанского смотрели как на великого человека и как в великом человеке замечали даже малейшие его поступки. Его образ жизни, его манера общаться, его мнения, все было наблюдаемо, пересказываемо и служило образцом для многих." 25 Подтверждение этих слов мы находим в рассказах многих иркутян. В частности, А.А.Литвинцев говорил, что "Сперанский был великий человек; о таком человеке следует написать историю". 26 С.Ф.Шелковников вспоминал, что Сперанский, "сокрушивший гидру лихоимства, <...> карая зло, в то же время с отеческой заботливостью пекся не только о вещественных нуждах исправных чиновников, но и об их моральном житье-бытье" 27.
В то же время, сибиряки не были едины в оценке реформы управления, осуществленной Сперанским. Значительное количество местного населения считало, что она (реформа) "привела к усложнению администрации и ничем не улучшила систему управления и не уничтожила произвола и злоупотреблений". В подтверждение приводились слова некоего крестьянина, который на вопрос, лучше ли ему стало при новых порядках, введенных Сперанским, будто бы ответил: "Да вот как лучше: прежде нужно было приготовить на чиновника одну овцу, а теперь семь" 28. Существовали и более лаконичные оценки законов Сперанского: например, почетный гражданин города Иркутска П.О.Катышевцев считал, что они (законы) "никакого особенного впечатления не сделали и пользы большой не принесли" 29.
О том, что в Сибири наблюдалось массовое неудовольствие от преобразований Сперанского, писал в январе 1826г. Николаю I В.И.Штейнгейль: в этом "обширном, но весьма малонаселенном крае, в котором бы приличнее было сокращать администрацию, прибавлена лишняя губерния и дан образ управления совещательно-аристократический, не свойственный монархическому" 30. "Многосложным и ученым" называл "Сибирское Учреждение" нижнеудинский исправник М.Геденштром. Он писал свои замечания к "Учреждению" спустя двадцать лет после его издания, а, значит, имел время оценить их на личном опыте. По словам этого информированного человека, "Учреждение" Сперанского "так законно, и так филантропически написано, что во всех иностранных университетах было бы признано мастерским произведением". Как и всякий закон, оно предполагало, что народ "образован и покорен, а управляющие им чиновники бескорыстны, умны и деловы". К сожалению, Сибирь не соответствовала ни одному из этих условий. Исполнителями законов стали чиновники, думающие "только о собственных ничтожных выгодах, об улучшении своего личного общественного быта, об удовлетворении <...> мелких честолюбивых видов" 31.
Отличительной особенностью административной реформы 1822г. явилось учреждение советов на всех уровнях управления. По мнению современников, "они принесли огромную пользу; идея их была хороша. Они именно ограничивали произвол губернаторов". Однако, с течением времени выяснилось, что, говоря словами Н.П.Булатова, "организация советов была не совсем удачна. Сперанский был либерал; он думал, что члены советов будут самостоятельны. Между тем, они попали в служебную зависимость, а следовательно, не могли уже быть самостоятельны" 32. М.Геденштром и чиновник А.Падерин, на практике знакомые с "Учреждением" Сперанского, указывали, что из шести советов трое - управляющие отделениями - "назначались в эти должности по избрании генерал-губернатора" и вследствие указанного обстоятельства "совершенно зависели от него". Трое же являлись представителями министерств: внутренних дел, юстиции и финансов. Они назначались министрами и утверждались верховной властью. В соответствии с "Учреждением" 1822г. именно эти "члены совета от министров должны были быть противовесом генерал-губернаторской власти, т.е. не допускать ее до произвола; на самом же деле выходило, что эти противовесы были покорными слугами власти, а если кто вздумал высказывать мнения, неугодные генерал-губернатору, такого смельчака убирали с места" 33.
По этой причине члены совета крайне редко высказывали свое несогласие с мнением генерал-губернатора, потому что "всякий дорожит своим местом и зависящей от него довольной жизнью". Вследствие этого власть генерал-губернатора только внешне была ограничена советом; фактически же "все дела решались по его (генерал-губернатора - И.Д.) произволу. В журнал совета обыкновенно вносились и подписывались только его приказания". М.Геденштром считал излишним предоставление генерал-губернатору "великой власти, <...> гораздо выше той, какую имел сам Сперанский". "Особенно широкий произвол", по словам Геденштрома, главный Сибирский начальник на совершенно законных основаниях мог осуществлять "в определении и увольнении чиновников: сменять и смещать в канцелярское звание даже высших местных чиновников, например, советников" 34. Достаточно презрительно - "жалкими сколками с главного управления" назвал М.Геденштром губернатора и окружного начальника "со своими советами", язвительно отметив, что "должность исправника была важнее и выгоднее, нежели окружного начальника".
В заключение он указывает, что преобразования 1822г. в Сибири ввели "вместо общего железного века, - бумажный", увеличив до невероятных размеров переписку между чиновниками. М.Геденштром противопоставляет этому правление Трескина, когда все делалось по личному усмотрению, наказывали виновных строго и был порядок. Он называет новую систему управления "пагубной, расстроившей совершенно, и может быть навеки, спокойствие и счастье в Сибири"; подчеркивая, что так всегда происходит, "если власть не знает местности" 35. При этом следует отметить, что по словам В.Вагина, мнение Геденштрома о реформе 1822г. являлось "мнением большинства умных людей его времени в Сибири" 36.
Другая часть сибирского общества находила, как вспоминали Н.П.Булатов и П.И.Обухов, что "уставы Сперанского, когда были изданы, производили благодетельное впечатление: все были довольны". Законы Сперанского, по словам современников, "имели влияние на Сибирь в том отношении, что ограничивали деспотизм. В старину царствовал совершенный произвол; со времен Сперанского этого уже не было. Он внес новый дух в управление" 37.
Конечно, существовали и такие группы сибирского общества, которые оценивали деятельность реформатора через призму своего отношения к нему. Иными словами, как заметил А.А.Литвинцев, "были люди, - любили Сперанского, - хвалили и законы его, даже когда они писались еще здесь; другие не терпели его, - ну, и законы не нравились" 38. В подтверждение сказанного приведем мнение П.М.Герасимова, который считал, что "Сперанский только и сделал особенного, что сменил Трескина", и "правление его ничем не было замечательно". Более того, этот свидетель описываемых событий категорично заявлял, что "Сперанский не был администратор. Он был только умный человек на бумаге" 39.
Мы видим, что ни сами реформы, ни личные качества Сперанского не были в Сибири оценены и понятны современниками. Сибиряки настолько привыкли к мелочной регламентации, к постоянному вмешательству администрации в дела общества, что невмешательство Сперанского было воспринято местными жителями "как лень и неисполнение своих обязанностей" новым генерал-губернатором, и поставлено ему в вину. В то же время, мы видим, что иркутяне буквально превозносили Трескина и его систему управления. Лучшим комментарием к этой ситуации служат слова активного деятеля сибирского областнического движения Н.М.Ядринцева. Он отмечал, что "при старых условиях и существовавшей обстановке, при поголовном невежестве общества" Сперанский "не мог произвести существенных изменений в ходе сибирской администрации", вследствие чего управление этого выдающегося чиновника попросту не могло быть понято "современниками, выдрессированными Трескиным" 40.
Несмотря на это, впоследствии идеи Сперанского признавались, по словам декабриста М.Я.Фонвизина, "весьма основательными, и <...> если они не принесли в здешний край той пользы, которую надобно было ожидать, так это оттого, что с самого начала от них отклонялись и не следовали им никогда с точностью" 41.
Следует отметить, что взгляд декабристов на проблему модернизации управления восточной окраины представляет для нас достаточный интерес.
Несмотря на всю противоречивость воззрений, обусловленных сосуществованием в их движении различных течений, ясно выражено их заинтересованное отношение к региону, стремление высказать свои предложения, направленные на скорейшее развитие Сибири. 42
Декабристы, подавляющее большинство которых чтили, по словам В.И.Штейнгейля, "как нельзя более" память Сперанского, оценивали проводимые в крае преобразования как бы со стороны: "как мертвец, смотрящий с того света на дела людей без всякого лицеприятия" 43. Вследствие указанного обстоятельства их суждения, на наш взгляд, являются более объективными, нежели коренных сибиряков.
По мнению Н.В.Басаргина, Сибирь "ожидала <...> блестящая будущность; однако ей недоставало "внутренней хорошей администрации": управление края находилось "в руках людей, не имеющих никакого понятия о гражданском благоустройстве". Эти чиновники думали "только о собственных ничтожных выгодах" и "из каждого административного распоряжения высшей власти <...> извлекали только то, что им выгодно" 44. Он справедливо указывал, что правительству было "необходимо обратить особое внимание на выбор и нравственность определяемых туда чиновников", поскольку в "таком крае, как Сибирь, где огромные пространства отделяют не только верховную власть, но и высшие инстанции от управляемых, <...> существует много произвола, и жалобы притесненных редко и с трудом доходят до того места или лица, которые могут защитить их" 45.
В целях совершенствования системы управления регионом Н.В.Басаргин предлагал учредить здесь наместничество во главе с одним из "самых высших сановников империи", который, "пользуясь полным доверием государя", мог самостоятельно "действовать в некоторых случаях, не ожидая разрешения высшей власти". По мнению декабриста, при таком начальнике "гражданская служба в Сибири не имела бы одну только корыстолюбивую денежную цель, а могла бы быть основана на побуждениях более возвышенных". Помимо этого, он предлагал учредить для Сибири два департамента Сената - гражданский и уголовный - для скорого решения соответствующих дел. 46 Басаргин полагал, что в случае реализации выдвинутых им предложений Сибирь получала "возможность развить вполне свои силы и свои внутренние способы". В этом случае "она мало бы уступала Соединенным Американским Штатам в быстрых успехах того материального и политического значения, которые так изумительны в этой юной республике, - и в отношении достоинства и прав человека (я разумею здесь вопрос о невольничестве) превзошла бы ее" 47. Характерно, что сравнение с Америкой не раз встречается в воспоминаниях декабристов о Сибири. 48 Параллель между этой восточной окраиной России и Америкой проводил Н.Бестужев: та и другая страна населялась переселенцами, покидающими места, чтобы найти средства к существованию. Сибири, как когда-то Америке, предстояло еще развивать свою промышленность, торговлю, привлекать большие капиталы, а вместе с богатством породить и нищету - все, что по словам Бестужева уже имела Америка. 49 Декабрист И.И.Пущин открыто заявлял, что он смотрит на эту восточную окраину "не иначе <...> как на Американские Штаты". В то же время достижение высокого уровня благосостояния и развития производительных сил региона Пущин связывал с внутренними преобразованиями: "Измените несколько постановления, все пойдет улучшаться". 50 Заметим, что эта тенденция была характерна для всех декабристов периода их пребывания в ссылке.
Любопытно, что свое суждение по поводу преобразований Сперанского было высказали лишь немногие декабристы. Крайне негативно оценил реформы 1822г. Д.И.Завалишин, которому они казались основанными на "фикциях", искусственными и "несоответствующими предложенной цели". Он считал, что попытка Сперанского искоренить произвол чиновничества и ввести законность в управление потерпела неудачу. Помимо этого, причину "неурядиц" в сибирском управлении Завалишин видел не в самой природе самодержавного строя, а в отдаленности края и недальновидности законодателя. 51 В.И.Штейнгейль подверг критике некоторые положения "Устава о ссыльных"; он указывал, в частности, что "Сперанский нанес величайший вред, бросив идею поселений и приняв размещение между старыми жителями". 52 Заметим, что декабристы выступали против превращения восточной окраины в край каторги и ссылки. В частности, Г.С.Батеньков в неопубликованной статье "Поселенцы" (1857г.) на исторических примерах показал, что в экономическом, политическом и нравственном отношениях ссылка уголовных преступников в Сибирь не только не приносит пользы, но и причиняет значительный вред. 53 Большим историческим злом Сибири считал ссылку Д.И.Зававлишин. Он утверждал, что ссылка не оправдана ни с какой стороны, а поэтому должна быть прекращена. В противном случае Сибирь никогда не достигла бы цивилизации. 54
Отметим, что декабристы вели достаточно активную общественную жизнь. Они находились в курсе всех происходивших в регионе событий (и принимали, по возможности, в них участие), а впоследствии по представлению генерал-губернаторов обеих частей Сибири служили "в присутственных местах, в звании канцелярских служителей". Конечно, указанная должность не открывала им "пути к заслугам, но это звание, как милость, стирало титул ссыльного". 55
Период последующих двух генерал-губернаторов Восточной Сибири А.С.Лавинского (1822-1833) и Н.С.Сулимы (1833-34) не был отмечен какими-либо изменениями в правительственной политике по отношению к этому региону, и не упоминается в воспоминаниях современников. Практически "незаметно для общества" прошло также и правление С.Б.Броневского - о нем не слышалось (и, соответственно, не сохранилось) "никаких отзывов". В то же время, по замечанию В.Вагина, если бы этот генерал-губернатор не "начал здесь мешаться в уме <...> его правление могло <...> принести много пользы краю". 56 В 1837г. им был составлен план административно-территориального переустройства Восточной Сибири. В частности, он предлагал отделить от Иркутской губернии в самостоятельную область Забайкалье. Однако, во времена Броневского его идеям не было суждено осуществиться - пришедший на смену автору проекта В.Я.Руперт (1837-1847) убедил правительство в неактуальности этих преобразований.
По воспоминаниям современников (в частности, В.Вагина и А.Падерина), В.Я.Руперт "был человек достаточно образованный", однако, вся его "прежняя служба нисколько не приготовила его к гражданской административной деятельности", вследствие чего управление этого генерал-губернатора не было отмечено никакими административными преобразованиями. Он "мог самостоятельно распоряжаться только в мелочах, например, чтобы бумаги сшивались форменным шелком и т.п. Правда, он любил писать длинные резолюции, но опять-таки только в мелочах". 57 Благодаря Руперту в Иркутске были открыты сиропитательный дом и девичий институт. По натуре он являлся "человеком очень добрым" и иркутяне любили этого "высокого, полного, немного сутуловатого мужчину, еще не очень седого". Из их воспоминаний мы узнаем, что Руперт "в деловых отношениях <...> был серьезен и важен; но не было человека проще его в домашнем быту; тут он был разговорчив и весел, иногда остроумен". 58 Между тем, по словам А.Падерина, "его время было временем расцвета всевозможных злоупотреблений": "взятки не считались деянием предосудительным". Руперт же "смотрел сквозь пальцы, как наживались его любимцы, и, как говорили, сам был не без греха". 59 В.Вагин отмечал в своих воспоминаниях, что в Иркутске ходили слухи, будто после десятилетнего управления Руперт "увез полмиллиона ассигнациями". 60
Преемником Руперта был назначен молодой (38 лет) Тульский губернатор Н.Н.Муравьев. О Муравьеве сохранилось достаточное количество воспоминаний. Однако, авторами большинства из них являлись сослуживцы Муравьева, приехавшие в Сибирь вместе с ним. Из числа сибиряков наиболее известны высказывания об этом генерал-губернаторе, оставленные В.Вагиным, А.Падериным и частично Н.Белоголовым. Примечательно, что в воспоминаниях дается достаточно подробная и во многом схожая характеристика Муравьева как человека и администратора, при этом ни слова не говорится о преобразованиях в местном сибирском управлении, совершенных им.
По словам писателя И.А.Гончарова, посетившего восточную окраину в "муравьевский" период, Сибирь того времени являлась "глухим краем, требующим энергии, силы воли, железного характера, вечной бодрости, крепости, свежести лет и здоровья, словом, такой личности, каким был генерал-губернатор Н.Н.Муравьев. Он, кажется, (был) нарочно создан для совершения переворотов в пустом безлюдном крае". 61 Все современники, оставившие воспоминания о Муравьеве, отмечали, что он был, говоря словами А.А.Заборинского, "характера настойчивого" и "необыкновенно деятелен, посвящая все время служебным занятиям и всегда готовый преследовать зло". 62 В то же время, как вспоминал И.А.Гончаров, Муравьев "не пренебрегал никакими путями для достижения своей цели, и потому, естественно, старался сокрушить и уничтожить все, что противилось или казалось ему, что противится достижению этой цели. Он был в одно время и либерал и деспот, и добрейшее и мстительнейшее в мире существо". 63 Подобные методы управления подверглись жесткой критике в публицистических работах ссыльных петрашевцев, в частности Ф.Н.Львова, в чьих статьях значительное внимание было уделено проблемам управления Сибири в "муравьевский" период. В отличие от работ противников Муравьева (в частности, Д.И.Завалишина), публицистика Львова отличалась сдержанностью и объективностью. 64 В черновике одной из статей, которую цензура не пропустила в печать, он жестоко критикует Муравьева за его методы достижения целей, нескрываемую симпатию и покровительство своим чиновникам. По словам Львова, "Молодым псевдоаристократам нужна была только карьера и возвышение в чиновничьей иерархии: они на Сибирь смотрели, как немцы на Россию, т.е. как на дойную корову". 65 Львов сравнивает правление Муравьева со временем Пестеля и Трескина, приводя при этом факты, что чиновники за время правления Муравьева не стали честнее, а злоупотребления нисколько не уменьшились. При этом, по мнению Львова, положение народа не улучшилось. 66 Заметим, что сибиряки (в частности, Падерин и Вагин) также отмечали пристрастие Муравьева к "европейским" чиновникам, и его предубежденность "против сибиряков и, особенно, против чиновников-туземцев. Это он не стеснялся высказать на первом своем приеме", который "вообще <...> произвел неприятное впечатление" 67. Одному из "замечательных в городе людей", начальнику золотого стола Муравьев откровенно заявил: "Надеюсь, вы не будете со мной служить". В Иркутске "толковали этот случай по разному"; тем не менее, указанный эпизод "показал чиновному миру, что он может ожидать от нового начальника". Гнев нового генерал-губернатора простирался не только на мелких чиновников, но и на "начальствующих лиц", на которых Муравьев кричал, не давая им "сказать ни слова в свое оправдание и при всякой попытке к этому топал ногами и кричал: "Молчать, молчать" 68. По воспоминаниям сибиряков, Муравьев "в минуты гнева был страшен" 69. В бешенстве он "доходил иногда до таких распоряжений, которые, если бы были исполнены, могли иметь для него очень неприятные последствия".
В Иркутске рассказывали о таком случае. В одной из городских лавок совершили кражу со взломом, и виновными оказались солдаты местного батальона. Муравьев приказал привести к нему солдат и вызвать их ротного командира и его дядю, заслуженного полковника генерального штаба. Когда солдаты признали перед генерал-губернатором свою вину, он приказал "вырыть могилы и закопать в них воров живыми, а ротного командира отправить на гауптвахту за дурной присмотр и сделал дяде выговор за то, что он не учит своего племянника, как следует держать солдат в порядке"<...>. Уже "через четверть часа Муравьев отменил приказ и благодарил батальонного командира за то, что он его не исполнил" 70.
По воспоминаниям Вагина, "этим выходкам" подвергались "более или менее известные, а иногда и очень уважаемые люди", вследствие чего "в иркутском чиновничьем и деловом мире никто не был уверен в завтрашнем дне" 71. Между тем, страх, который Муравьев "наводил на чиновников, только заставлял их быть осторожнее, но нисколько не ослаблял их хищничества и не облегчал положения народа". Причинами подобных выходок являлись, по мнению современников, "воспитание, привычки и личный характер Муравьева". В то же время, его сослуживцы, "не имевшие несчастья навлечь на себя его неудовольствие, были от него в восторге" 72. Еще более "был привязан к нему простой народ: с самого своего приезда он открыл всем свободный до себя доступ; в его приемной всегда можно было найти много иркутян и вообще простого народа, с самыми разнообразными просьбами". Он был "чрезвычайно популярен в народе": даже спустя 30 лет после его отъезда "старики : вспоминали о нем" 73.
Деятельность Муравьева в Сибири, по свидетельству очевидцев, "была необычайна": беспрерывная работа шла целый день, с шести утра. Чтобы "облагородить земскую службу", он назначил на должность исправников и заседателей "молодых чиновников, приехавших с Муравьевым, но они не сумели расположить к себе народ, обращались с ним свысока и не входили в его нужды" 74. Заметим, что высокомерное обращение с народом было отличительной чертой всех прибывших с Муравьевым чиновников, за что сибиряки презрительно окрестили их "навозными".
С чиновничеством был связан один эпизод, омрачивший сибирскую деятельность Н.Н.Муравьева. Это событие, произошедшее 16 апреля 1859г., имело широкий резонанс не только в Иркутске и России, но даже за рубежом. Мы говорим о дуэли между коллежским советником Беклемишевым Ф.А. и коллежским асессором Неклюдовым М.С., закончившейся смертью последнего. Указанный сюжет широко известен, вследствие чего мы не будем его пересказывать. Отметим лишь, что это событие, получившее название "иркутской дуэли", по свидетельствам современников, "взволновало весь город". В Иркутске, по воспоминаниям Белоголового, Падерина и Вагина, ходили слухи, что это "была не дуэль, а прямое убийство, что Беклемишев не хотел драться, но его принудили товарищи из золотой молодежи" 75. Современные историки разделяют эту точку зрения 76 : Неклюдов порицал взяточничество и казнокрадство иркутских властей. Поэтому, боясь огласки, чиновники из окружения генерал-губернатора спровоцировали дуэль.
На похороны Неклюдова собралась огромная толпа, принявшая "вид внушительной демонстрации". Во время дуэли Муравьева не было в Иркутске - он выехал на Амур. По возвращении в Иркутск, "он на первом же приеме разгромил молодежь" и "сделал выговор городскому обществу за то, что оно дурно воспитывает своих сыновей, позволяя им думать и рассуждать. Затем начались репрессии". В результате этого "общество <...> отшатнулось от Муравьева". Когда же он "в конце 1860г. навсегда оставлял Иркутск, местное общество проводило его без сожаления, равнодушно и даже неприязненно" 77.
Оценивать, насколько "полезно для края" было управление Муравьева, современники не стали: как заметил В.Вагин, "трудно отвечать на этот вопрос, особенно не имея в виду статистических данных". Ф.Н.Львов, жестко выступавший против деспотических методов правления Муравьева и его чиновников, задает тот же вопрос: "кто же выиграл от пресловутых реформ?" и не находит ответа. Он лишь указывает, что народ и купечество явно не вошли в число счастливчиков. 78 Между тем, большинство очевидцев описываемых событий утверждали, что "преобразования, которые были или проведены или начертаны Муравьевым во время его управления Восточной Сибирью, по различным частям внутреннего управления <...> имели между собой обдуманную, тесную связь, изображая звенья бесконечной цепи, которой Муравьев приводил в движение непосредственно Восточную Сибирь, а посредством ее и различные органы <...> государственного управления". Во всех воспоминаниях современников отмечается, что "период времени управления Восточной Сибирью Муравьевым составлял, без сомнения, эпоху в истории нашего общества" 79 : эта "замечательная личность <...> перевернула вверх дном всю Восточную Сибирь и ввела в моду этот отдаленный край, который до сих пор только пугал воображение своими безбрежными лесами и пустынями, своим населением из ссыльных и подъячих" 80.
С сожалением приходится констатировать тот факт, что на сегодняшний день мы располагаем ограниченным кругом источников по рассматриваемому сюжету. На наш взгляд, это объясняется двумя причинами, первая из которых - давность описываемых событий (практически 150 лет), вследствие чего сохранилась лишь незначительная часть воспоминаний местных жителей. Вторая же причина видится в том, что у большинства грамотных сибиряков отсутствовала потребность и практика систематического ведения дневников. "Надобности" в таком каждодневном труде они не видели.
Тем не менее, и на основе анализа дошедших до нас воспоминаний базе можно утверждать, что сибиряки достаточно активно реагировали на происходившие в регионе административные преобразования, имели на сей счет свою точку зрения, достаточно эмоционально, а порой и весьма критично оценивали деятельность генерал-губернаторов, одобряя или же осуждая их. Вполне естественно, что они воспринимали происходившее через призму своего мировоззрения и отношения к тому или иному сибирскому правителю, вследствие чего зачастую мнения сибиряков были субъективны.
Тем не менее, их суждения достаточно интересны для нас всех - сибиряков современных, поскольку позволяют более ярко и полно представить картину сибирской жизни 150- летней давности.
Стержнем политики империи в отношении Сибири во второй четверти 19 в. стала реалищация основных положений реформы М.М.Сперанского. Однако усилия столичных властей в этом направлении нередко наталкивались на непонимание, а подчас и откровенный саботаж местного чиновничества. Именно поэтому реализация реформы шла с трудом, введение новых уставов затягивалось. Большая часть замечаний исходила от представителей высшей сибирской администрации, настаивавших на расширении своей компетенции. Предпринимались попытки пересмотра системы государственных институтов, созданных М.М.Сперанским. Тем не менее, на этом историческом отрезке времени "сибирское учреждение" осталось практически без изменений.
К середине XIX в. имперский Петербург приходит к пониманию необходимости пересмотра всей системы сибирского управления. В значительной мере этому способствовали сенаторские ревизии (Б.А.Куракина, В.И.Безродного, И.Н.Толстого, Н.Н.Анненкова), ревизии государственных имуществ того периода и практические замечания в адрес предшествующей правительственной политики в отношения Сибири, высказанные Н.Н.Муравьевым. Перемены во взглядах на Сибирь были обусловлены также изменением социально-экономического положения региона, развитием в нем золотодобычи и увеличением ссылки; активизацией внешней политики России на Дальнем Востоке и недостаточных эффективностью реформ 1822г.
Создавая новые административно-территориальные единицы по проектам Н.Н.Муравьева, правительство все дальше отходило от принципов "Учреждения" 1822г., усиливая единоличную власть генерал-губернаторов, губернаторов и концентрируя в их руках местное управление.
Н.Н.Муравьев, в противоположность М.М.Сперанскому, был сторонником личного начала в управлении. Он боролся за власть, опирающуюся на личное доверие монарха, ценимое превыше закона. Эта линия поведения определалась самой сутью имперской системы управления государством времен Николая I.
В этой связи весьма интересными представляются воспоминания сибиряков - современников исследуемых событий. В них содержатся оценки происходивших в регионе изменений в управлении и административно-территориальном устройстве. При этом следует учитывать, что авторы воспоминаний оценивали деятельность того или иного губернатора через призму личного отношения к нему. Поэтому мнения и оценки сибиряков были зачастую необъективны и прямо противоположны друг другу. Тем не менее, воспоминания современников позволяют нам взглянуть на эволюцию системы управления регионом глазами не сторонниких наблюдателей, а непосредственныых соучастников описываемых событий и более ярко и полно представить картину сибирской жизни 150-летней давности.