Дятлов В. И.
Иркутский государственный университет
Для переселенческого сибирского общества миграционный фактор играет гигантскую роль в его экономическом, социальном, культурном, политическом развитии, в динамике формирования массового сознания и самоидентификации. Поэтому так важно то, что рубеж XX-XXI вв. ознаменовался для Иркутска, как и Сибири в целом, радикальными переменами в миграционной ситуации. Не вдаваясь в подробности причин этих перемен, стоит просто назвать такие эпохальные не только для нашей страны события, как распад СССР, радикальные перемены в политическом строе и характере социальных отношений в России.
Совершенно новым, в частности, явлением стало формирование потоков внешних, трансграничных миграций. Можно предположить, что в обозримом будущем именно мигранты из-за рубежа будут оказывать все возрастающее воздействие на основные параметры этносоциальной структуры переселенческого сибирского общества. В свою очередь, трансграничные миграции также имеют сложную природу и разные истоки.
Распад СССР, в частности, перевел рад миграционных потоков из категории внутрисоюзных в категорию внешних, межгосударственных. Прежние соотечественники из союзных республик превратились в одночасье в "граждан ближнего зарубежья" с радикально изменившимся правовым статусом и набором совершенно новых проблем. Во многих случаях изменилась и интенсивность миграционных потоков, механизмы взаимодействия мигрантов и принимающих обществ.
В огромной мере это относится к мигрантам из Центральной Азии. Выходцы оттуда, в том числе и таджики, присутствовали в Восточной Сибири еще с дореволюционных времен. Это отражало специфику региона как переселенческого края, места добровольной и насильственной миграции представителей много численных и разнообразных национальных, религиозных, культурных, расовых групп. Шел нормальный процесс движения людей в рамках единого государства. Представители титульных народов Средней Азии появлялись в Сибири движимые массой разнообразных житейских причин - в поисках работы и благосостояния, при Советской власти - по распределению и оргнаборам, стремясь дать детям приличное образование и т.д. Часто миграции носили недобровольный характер, т.к. при всех режимах наши края были "местом каторги и ссылки". А "от тюрьмы и от сумы", как известно, не мог зарекаться никто.
Материалы послевоенных переписей показывают однако, что представители титульных народов Средней Азии составляли количественно незначительную часть иркутского общества. Поданным Облкомстата, в области проживало узбеков: 1959 г. - 1869, 1970 г. - 1654, 1979 - 3127, 1989 - 3517 человек; казахов - 996, 1642,1969,2866 соответственно; киргизов-..., 120, 542, 869; таджиков - 506, 235, 511, 852 человека соответственно.
Другое дело, что уже тогда формируется сложная структура рассматриваемых сообществ. Наряду с постоянными жителями области постоянно присутствовал и временный элемент - торговцы на рынках. Динамика их численности - проблема очень трудная для анализа. Количественные оценки получить вряд ли возможно вообще, что касается качественных, то, по мнению некоторых экспертов, в 80-е гг. их заметно потеснили выходцы с Кавказа и Закавказья. Они поставили под свой контроль доставку и продажу сельскохозяйственной продукции из Средней Азии.
Ситуация резко меняется после начала гражданской войны в Таджикистане. По линии железной дороги хлынула волна беженцев. В короткие сроки она докатилась вплоть до Владивостока. На улицах Иркутска появилось множество мужчин в халатах и тюбетейках, женщин в цветных шароварах, грязных и замучен-ныхдетей. Во всех людных местах города они просили милостыню, многие для этой же цели обходили квартиры. Практически в центре города, под мостом через Ангару они ставили свои палатки и жили в них вплоть до наступления холодов.
Численность их уже и тогда было определить очень трудно, а уж сейчас это вообще вряд ли возможно. По оценке активиста комиссии по делам беженцев из Таджикистана при Верховном комиссариате ООН по делам беженцев, всего в странах СНГ их было в 1996 г. более миллиона, а в Сибири и на Дальнем Востоке - около тридцати тысяч 1. На Иркутскую область приходилось, по подсчетам автора, собиравшего соответствующие списки, несколько тысяч человек. Но доверять этим, да и любым другим оценкам, трудно по вполне объективным причинам - беженцы крайне неохотно регистрировались, а их число в отдельных городах и регионах радикально менялось в зависимости от сезона и других обстоятельств.
С окончанием гражданской войны большая часть беженцев вернулась на родину. Однако не все беженцы в свое время занимались нищенством, скорее всего, и не большинство. Остальные искали и находили себе работу. Учитывая же их статус, квалификацию, отсутствие средств и экономический кризис в России - эта работа могла быть только грязной и низкооплачиваемой. Оказалось, что такие ниши существуют, поэтому таджикские врачи, ученые, преподаватели, квалифицированные рабочие, люди со средним, специальным и высшим образованием становились чернорабочими почти по всей России.
Окончание войны, возвращение беженцев не положили этому конец. Более того, процесс трудовой миграции стал массовым. Таджикский грузчик на рынке или сезонный строитель стал такой же типичной, даже знаковой фигурой, как китайский торговец, или азербайджанский продавец фруктов и цветов. Прекращение гражданской войны в Таджикистане не сопровождается экономическим возрождением, поэтому и жизненный уровень населения остается чрезвычайно низким. Более того, в состоянии паралича оказались современные, городские отрасли экономики, с которыми связаны судьбы сотен тысяч людей. Выталкивающий фактор сохранился, другое дело, что характер его изменился. Теперь масса людей покидает родину, не спасая свои жизни, а в поисках заработка.
Массовая и быстро растущая трудовая миграция (пусть даже и сезонная по преимуществу) дает основание предположить, что традиционная миграционная неподвижность таджиков, нежелание их покидать родные места, может уйти в прошлое. Комплекс экономических и внеэкономических выталкивающих факторов подрывает прежнее равновесие, стабильность в этой сфере. Не исключено, что нынешние таджикские грузчики и сезонные строители являются первопроходцами грядущей миграционной волны. Учитывая же демографический потенциал Центральной Азии, ее исторические связи с Россией и растущий дефицит трудовых ресурсов в ней, можно оценить такую перспективу как имеющую стратегическое значение. Тем более, если таджики прокладывают дорогу для других титульных народов этого перенаселенного региона.
Значит, стоит посмотреть на уже сформировавшиеся тенденции и явления не только с точки зрения их собственной важности, но и как на индикатор, симптом грядущих глобальных процессов. Уже сейчас важно не только оценить количественные параметры миграционного потока и его динамику, но и попытаться выявить и описать тип мигранта, его образ и стиль жизни, причины, мотивы и ожидания, его место в экономической и социальной структуре принимающего общества, желание и умение адаптироваться, интегрироваться в нем надолго или навсегда.
В контексте рассматриваемой проблемы огромное значение имеет тот факт, что численность таджиков в Иркутской области со времен последней переписи выросла, причем, видимо даже не в разы, а на порядок. По оценке лидеров Таджикского национально-культурного общества, в области находится сейчас около 10 тыс. таджиков, в т.ч. 6 тыс. - живут здесь постоянно 2. Характерно, чтолидеры общества уверенно прогнозируют дальнейший рост общины.
Таким образом, в течение короткого времени, почти незаметно для принимающего общества, в Прибайкалье сформировался новый элемент этно-социальной структуры - сообщество маятниковых и относительно постоянных таджикских мигрантов. А так как наш регион не является в этом смысле исключением, то можно констатировать, что в республике размывается традиционная миграционная неподвижность населения, растет и становится массовым слой людей, для которых отходничество, временное или постоянное пребывание вне структур традиционного социума становится нормой и образом жизни.
В каком-то смысле это пионеры - они прокладывают дорогу массе своих родственников, друзей, земляков. Как пионеры, они ничего не ждут от властей, вернее, ждут только неприятностей и дополнительных проблем. Они всячески избегаютлюбых контактов с властями - даже тогда, когда это им непосредственно ничем не угрожает. Поэтому они не регистрируются в миграционной службе, зачастую вообще не оформляют своих трудовых отношений с работодателями. Они покорно принимают статус "людей второго сорта", хотя болезненно его переживают. Можно предположить, что это стихийно сформировавшаяся стратегия. Большинство пока не стремится или не в состоянии осесть в Сибири надолго или навсегда. Но процесс этот идет - и закладываются основы новой диаспоры, нового элемента этнической и социальной структуры края. Учитывая огромный миграционный потенциал Центральной Азии, возрастающую потребность нашего региона в труде мигрантов этот процесс приобретает стратегический характер. В интересах мигрантов и принимающего общества осмыслить динамику и характер этого процесса и, по возможности, ввести его в легальное, правовое русло.
* Статья выполнена в рамках исследовательского проекта "Этнополитическая ситуация в Байкальском регионе: мониторинг и анализ", осуществляемого в Иркутском Государственном Университете при содействии Фонда Форда (Московское отделение).