Рясова Т. Г.
Институт стран Азии и Африки
при МГУ им. М.В.Ломоносова
Впервые появившиеся на территории Северной Африки во времена корсаров в качестве плененных рабов, мальтийцы начинают добровольно переселяться в Тунис (а также в Ливию, Египет и особенно Алжир) в первые годы XIX века, дополнив своим присутствием пеструю этноконфессиональную картину Магриба.
В 50-х- 60-х годах ХIХ века англо-мальтийская 1 община была самой многочисленной среди европейцев доколониального Туниса (по разным оценкам от пяти до шести тысяч человек), а в 1863 г. мальтийцы стали первыми европейцами, получившими право приобретать в собственность тунисскую недвижимость.
Только в 70-е годы XIX в. итальянцы Туниса превысили их численно, так что "если бы во внимание принималась длительность истории пребывания иностранцев, то Тунис должен бы был стать мальтийским" 2. Через несколько месяцев после установления французского протектората в 1881 г. мальтийская община составляла 7000 человек, тогда как по сведениям статистики той эпохи, французских колонистов было в Тунисе 700 человек 3.
Являясь подданными британской короны, мальтийцы селились в Тунисе в основном в прибрежной полосе, оседая в европейских кварталах больших портов (Тунис, Сус, Сфакс) или устраиваясь на жилье компактными общинами в маленьких приморских городках (Порто-Фарина, Хумт-Сук) 4. Первоначально большинство мальтийцев промышляли контрабандой, являясь посредниками в нелегальной торговле между европейцами (в основном, англичанами) и арабами (тунисцами и алжирцами). Позже они становились пастухами, продавцами молочных продуктов 5 , носильщиками, домашними слугами, мелкими торговцами вразнос, коммивояжерами, официантами в кафе, извозчиками 6. Реже они занимались ремеслами (кузнец, каретник, столяр), иногда держали небольшие лавки или кафе (особенно в маленьких тунисских городках, где "европейский" центр группировался именно вокруг мальтийцев). До установления Протектората они представляли собой, по выражению французского историка Кармеля Саммюта, выходца из мальтийской колонии Туниса, "люмпен-пролетариат, прозябавший в нищете, болезнях и невежестве" 7.
Однако мнение о том, что установление режима протектората означало несомненное благо для мальтийской колонии в Тунисе, по крайней мере, спорно. В этой связи надо установить достаточно четкое различие между двумя типам и мальтийских общин в Тунисе. Действительно, мальтийцы - жители больших городов, вкоторыхк 1881 г. положение беднейших слоев, втомчисле иностранных, все ухудшалось, проживали в ужасающих условиях, описанных многими путешественниками (П.Мелон, Ж.Дю-нан). И для них начало колонизации давало возможность новых заработков, привлекавших все новые и новые потоки мальтийских иммигрантов. Однако положение старых мальтийских общин, проживавших в небольших селениях и деревнях рядом с тунисцами и представителями других средиземноморских народов (сицилийцев, греков, в некоторых районах испанцев), было
гораздо стабильнее. Здесь выходцы с Мальты (часто имевшие небольшие земельные участки и обрабатывающие их) обосновались достаточно крепко, выработав на протяжении жизни нескольких поколений довольно близкие отношения с местным арабо-берберским населением, практиковавшим те же занятия. Образ жизни двух соседних групп был очень сходен 8. Это давало мальтийским иммигрантам моральные и материальные основания для уверенности в будущем, даже несмотря на повсеместную бедность. Появление французов, вернее, начало их правления, ставило перед мальтийской общиной новые проблемы, связанные, не в последнюю очередь с самоидентификацией.
Вообще для мальтийца основой самоопределения всегда была принадлежность к католической церкви 9 , а отнюдь не этнические характеристики или подданство. Особенно это касалось сельскохозяйственных общин, однако и в больших городах мальтийцы всегда проявляли отличавшую их религиозность. Именно на основе такого самоопределения и строились отношения рассматриваемого меньшинства с местным тунисским населением и с правящей французской элитой. Соответственно, не случайна в этих отношениях особая роль своеобразной "диаспоральной мифологии".
С французами мальтийцев, конечно, объединяла общая религия. Франция, победительница и покорительница мусульман, вызывала поклонение и гордость, считалась носительницей современной передовой цивилизации и таким образом привлекала к себе практически всех европейцев протектората (несмотря на политические разногласия европейских держав в борьбе за Северную Африку). Однако для мальтийцев отталкивающим стал тот образ французского колониального чиновника или поселенца, в котором проявлялось характерное для Западной Европы конца XIX века прохладное отношение к религии. Наряду с этим, именно французская клерикальная система доминировала в Тунисе, став важным средством колониального проникновения и оттеснив с руководящих постов мальтийских и итальянских священников. Кроме того, мальтийские традиционные сельскохозяйственные общины с трудом могли включиться в модернизированную капиталистическую систему, насаждавшуюся колонизаторами. Здесь их положение нисколько не отличалось от ситуации, в которой находилисьтрадиционныетунисские мусульманские структуры, переживавшие в этой связи острый кризис.
Это сходство социально-экономического положения давало удивительные результаты сосуществования двух этнически и конфессионально различных групп. Многие историки видят объяснение этого феномена также в таком понятии как общая средиземноморская культура, связывавшая тунисцев и мальтийцев со второго тысячелетия до нашей эры. Многочисленные сходные традиции, особенно касающиеся патриархального уклада семьи, а также всевозможные народные суеверия всегда были характерны для тех и других. Однако, кроме того, мальтийцев Туниса отличает особая степень проникновения в их бытовую культуру реалий арабо-мусульманского и берберского образа жизни, не характерного для мальтийцев Мальты. Это проявлялось в сельскохозяйственных мальтийских общинах в течение всего периода протектората, в том числе в повседневном быту, в устройстве жилища, в гастрономических привычках, в одежде, ремеслах, обработке земли, и, конечно, в языке 10. Но несмотря на эту близость, а также на достаточно длительную историю совместного существования и выживания в сложных экономических условиях, тунисцы все же оставались чужими для мальтийцев. Во-первых, главной преградой между группами всегда была религия, а во-вторых, с началом колонизации в среде всех европейцев все больше и больше распространялось представление о тунисцах как о подчиненном, отсталым и вообще второсортном населении протектората, с которыми мальтийцы не хотели иметь ничего общего. Как характерное подтверждение этого феномена можно привести факт практически полного отсутствия смешанных браков между двумя группами.
Таким образом, общим итогом колониальной политики Франции, направленной в том числе на натурализацию всех европейцев протектората, стало повсеместное принятие мальтийцами французского гражданства, особенно после закона о натурализации 1921г. Несмотря на первоначальное несогласие с этой политикой и желание сохранить свою идентичность, по крайней мере оставаясь английскими подданными, мальтийцы Туниса (как и большинство представителей других европейских меньшинств) оказались нетверды в своих первоначальных предпочтениях перед экономическими, политическими и культурными преимуществами, которые предоставлялись им одновременно с французским гражданством.