Православная церковь

Скобелев С.Г.

Створка панагии из погребения енисейского кыргыза позднего средневековья

В ходе раскопок кургана N 7 могильника Койбалы I на р. Абакан у с. Койбалы Бейского района Хакасии нами в составе погребального инвентаря был обнаружен оригинальный железный предмет, аналогов которому в археологических памятниках на данной и соседних территорий нет. Исходя из своеобразной формы предмета, можно утверждать, что какого-либо практического значения, обычного для материальной культуры енисейских кыргызов, он не имел. Следовательно, имеются основания провести попытку отнесения его к сфере духовной культуры. В связи с этим важно обосновать атрибуцию и происхождение находки, чтобы соответствующим образом включить ее в свод предметов погребального инвентаря культуры, в погребении которой она обнаружена.

Всего в составе могильника Койбалы I было раскопано более 20 курганов в виде небольших пологих округлых кольцевых выкладок из мелких и средних по размеру обломков плит девонского песчаника, большинство которых было выполнено по обычному для енисейских кыргызов обряду трупосожжения на стороне. Судя по топографическим условиям расположения могильника, форме, размерам и конструкции погребальных сооружений, составу и характеру погребального инвентаря данный памятник может датироваться поздним средневековьем. Часть найденных в его погребениях предметов известны еще с конца I тысячелетия н. э., а некоторые бытовали вплоть до нового времени и их аналоги были обнаружены на данной и соседних территориях уже в русских памятниках или в погребениях коренных жителей вместе с вещами русского происхождения. Однако большинство предметов погребального инвентаря имеют рамки бытования, ограниченные XIII-XIV вв. Поэтому могильник, в целом, мы и можем датировать этим временем.

Курган N 7 выполнен по обряду трупосожжения. Под выкладкой было обнаружено небольшое количество фрагментов сильно кальцинированных костей, видимо, остатки сожжения человека, мелкие угольки от погребального костра, а также 8 железных предметов, которые довольно хорошо сохранились из-за образовавшегося на них в костре слоя окалины, препятствующей окислению металла. Состав погребального инвентаря несколько своеобразен и отличается присутствием в нем наряду с обычными предметов, не характерных для культуры енисейских кыргызов. Всего в наше распоряжение попали две пары однотипных изделий и четыре различных непарных предмета.

Рис. 1. Железные предметы из кургана N 7 могильника Койбалы I

К числу обычных для енисейских кыргызов относятся два однотипных седельных пробоя с кольцами и упорами-пластинами в виде четырехлепесткового цветка (рис. 1; 7-8), а также накладка-петля на ремень (рис. 1; 3). Пробои имеют обычную длину своих двойных стержней - около 1 см; это означает, что они могли крепиться к какому-то деревянному предмету, например, основе седла, и прочно держаться за счет разгибания в стороны под углом в 90 градусов кончиков стержней с тыльной стороны деревянного изделия (именно в таком виде оба они и обнаружены в погребении, что предполагает помещение на погребальный костер вместе с умершим седла с деревянной основой). Однотипные предметы широко известны в памятниках енисейских кыргызов позднего средневековья (Кызласов И.Л., 1983). Упор в виде четырехлепесткового цветка был найден нами даже в составе культурного слоя Саянского острога XVIII в. (Скобелев С.Г., 1997, с. 24-26). Накладка-петля из прутка полусферического сечения крепилась на ремень, о чем говорят две короткие (около 2 мм длиной) заклепки на ее расширенных и закругленных концах, и могла служить для крепления какого-то предмета или вьюка на седле, ремнях сбруи лошади, на поясе или портупее у человека. Подобных предметов различных разновидностей и размеров в памятниках енисейских кыргызов позднего средневековья нами найдено много, однако вместе с вещами русского происхождения они не встречаются. Это дает основания считать данную категорию находок принадлежностью памятников именно дорусского времени. Один из подобных предметов был обнаружен в Прибайкалье в позднесредневековом погребении на берестяном колчане, что позволило В.С. Николаеву считать его частью системы крепления колчана (Николаев В.С., 2004, с. 256).

К числу редких и необычных относятся один подковообразный (рис. 1; 2), два одинаковых предмета Т-образной формы (рис. 1; 4-5) и предмет в виде геральдического щитка (рис. 1; 1), а также изделие сложной формы с оголовьем (рис. 1; 6). Предмет подковообразной формы выполнен из тонкого и узкого прутка металла подпрямоугольного сечения (с двумя сильно закругленными внешними углами), согнутого в дугу. Концы прутка расплющены и имеют округлую форму. В средней части дуги снаружи создано аналогичное округлое расширение. Во всех трех расширениях проделаны округлые отверстия для заклепок, из которых сохранилась лишь одна (в расширении в средней части дуги), длина которой не устанавливается из-за повреждения. Два предмета Т-образной формы выполнены из таких же по размерам, ширине и сечению прутков металла и имеют аналогичным образом оформленные концы для размещения на каждом заклепки длиной 4-6 мм (из шести заклепок сохранилось пять, некоторые из них - с остатками небольших упоров подпрямоугольной формы). Заклепки такой длины могли служить как для крепления предметов на тонкое деревянное изделие, так и на очень толстый, или скорее, двойной ремень. Предмет, напоминающий вид европейского щитка геральдической формы, представляет собой тонкую пластинку металла, в трех углах которой размещены заклепки длиной около 2 мм - на двух из них с тыльной стороны сохранились небольшие железные упоры прямоугольной формы. Лицевая сторона по контуру окаймлена поясом посеребрения, от которого остались лишь очень мелкие капельки расплавленного в погребальном костре металла и следы точечных зазубрин для вколачивания полоски серебра, выполненные каким-то острым железным инструментом. Поверхность щитка внутри пояса посеребрения разделена на две части невысоким валиком-выступом в виде прямой линии.

Из этих четырех предметов аналог в памятниках Южной Сибири имеет лишь предмет подковообразной формы. Подобного рода изделие из погребения енисейского кыргыза отнесено Ю.С. Худяковым к XIII-XIV вв. (Худяков Ю.С., 1986, с. 65). Второе похожее изделие подковообразной формы было обнаружено очень далеко отсюда - на кожаном пояске берестяного колчана из средневекового погребения могильника Уркач-I в Актюбинской области Казахстана (Бисембаев А.А., Гуцалов С.Ю., 1996, с. 258). Для остальных находок аналогий не известно. Судя по длине заклепок, все эти четыре предмета могли являться накладками на ремни. Несмотря на необычность форм, они, тем не менее, имеют элементы, характерные в культуре енисейских кыргызов для различного вида накладок на ремень. Один из них (подковообразной формы), как и накладка-петля распространенного у кыргызов облика, могут считаться принадлежностями колчана. Однако следует напомнить, что иных, более характерных принадлежностей оружия дальнего боя (колчанного крюка, наконечников стрел и т. п.) в данном кургане не обнаружено; возможно, либо они просто не сохранилось, либо данные два предмета могли быть многофункциональным.

Предмет с оголовьем, частично коррозированный, в целом, представляет собой довольно толстую пластину металла в виде круга, по контуру рассеченного правильно чередующимися легкими выемками треугольной формы. Пластина равномерно выгнута наружу, а сверху на нее, видимо, кузнечным способом, наварена еще одна, также выпуклая и круглая, пластина металла меньшего диаметра, значительно коррозированная. В результате предмет имеет форму, близкую к полусферической, т.е., с полостью внутри. С тыльной (вогнутой) стороны на участке, составляющем несколько менее трети окружности предмета, имеется заметный выступ по контуру круга, на котором сверху размещено оголовье, напоминающее своим видом гайку прямоугольной формы, навинченную на тонкий винт (кончик "винта" несколько выступает поверх плоскости "гайки"). "Гайка" и "винт" были выкованы отдельно и закреплены в отверстии, проделанном в выступе. Этот выступ, выкованный как единое целое с основной пластиной, имеет ширину около 5 мм и косо срезанные торцы. Видимо, в случае, если предмет являлся створкой какого-то изделия в виде футляра, косые срезы могли выполнять роль части защелок; однако в таком случае на второй створке должны были иметься устройства пружинного типа, создающие вторую часть защелок. Если даже вторая створка футляра была прямой, внутри устройства образовывалась полость круглой формы диаметром 28-30 мм, минимальной высотой (по краям) 5 мм и максимальной (в центре) около 10 мм. Вероятно, главной характеристикой и назначением предмета была функция именно футляра. Изделие, исходя как из его общего облика, так и конструктивных деталей, совершенно не входит в круг известных до сих пор материалов культуры енисейских кыргызов.

Более всего по форме и назначению из числа известных нам вещей находка похожа на одну из створок христианской панагии. Панагия (греч. "всесвятая") - это изделие в виде двух круглых створ-чашечек, соединенных шарниром. Их форма восходит к византийским панагиарам, которые представляли собой блюдце на поддоне, часто имевшее крышку. Появление панагий обусловлено развитием чина возношения просфоры в честь Богородицы. Путные (используемые в пути) панагии изготовлялись из различных металлов для хранения в дальней дороге частиц богородичного хлеба и носились на теле. Оголовья на них, как и на нательных крестах и иконках, часто делались в виде граненых гаек (Николаева Т.В., 1971; Рындина А.В., 1978). Известны также панагии, выполненные из камня, кости и дерева (Николаева Т.В., 1986; Пуцко-Бочкарева М.Н., 1993). Распространение панагий относится к XIII в. и более позднему времени (Пуцко-Бочкарева М.Н., 1993, с. 329). На нашей находке каких-либо следов шарнирного соединения не имеется (или не осталось из-за повреждения металла). Вероятно, если данный предмет действительно являлся часть панагии, створки у нее могли соединяться и при помощи пружинных защелок.

Находка в погребении дорусского времени на данной территории предмета, который может быть определен как принадлежность христианского культа, является пока единственным таким случаем. Однако и абсолютно случайным явлением этот факт считаться не может. Христианство в Средней и Центральной Азии, а также в Китае, распространялось еще со времен Древнетюркского каганата (Никитин А.Б., 1984, с. 124). Известно, что в XI в. эту религию приняли южные соседи енисейских кыргызов - кераиты (кереиты), а в XII в. - найманы (Бартольд В.В., 1964). Куны, по мнению Л.Р. Кызласова, в XI в. проживавшие на Оби, в XII в. были известны как христиане несторианского толка (Кызласов Л.Р., 1992, с. 136). Христианство здесь сохранялось довольно долго - вплоть до позднего средневековья. Так Плано Карпини и Гильом де Рубрук часто упоминали о христианах несторианского толка, с которыми они встречались на разных территориях Монгольской империи - от Волги до Центральной Азии; Марко Поло также часто упоминал о несторианах в Средней и Центральной Азии (Джованни дель Плано Карпини..., 1997). Иоганн Шильтбергер, побывавший в начале XV в. на территории Западной Сибири, сообщал, "...что местные жители поклоняются Христу, подобно трем царям, пришедшим для принесения ему жертвы в Вифлеем, где его видели в яслях. Поэтому в их храмах можно видеть изображение Христа, представленного в том виде, в каком его застали три царя, и перед этими образами они молятся. Приверженцев этого толка называют угинами, они и в Татарии встречаются в большом числе" (Шильтбергер И., с. 34-35).

Имеются достаточно убедительные свидетельства распространения христианства и на территории бассейна среднего Енисея, которое аристократия енисейских кыргызов могла принять как идейную основу для союза с карлуками-христианами в совместной борьбе против манихеев-уйгуров; здесь известны соответствующая терминология в рунических текстах, надписи на скалах VIII-IX вв. с изображениями крестов, наскальные изображения несторианских священников (Никитин А.Б., 1984, с. 128; Бутанаев В.Я., 2003). После падения Уйгурского каганата манихейство было вытеснено и христианами стали многие из уйгуров - так Карпини и Рубрук пишут о них как о несторианах (Джованни дель Плано Карпини..., 1997). Монголы в XIII-XIV вв. называли уйгуров словом "тарса" - христиане (Никитин А.Б., 1984, с. 131). Интересно, что в современной Хакасии одна из рек (левый приток р. Белый Июс) носит название "Тарчы Чул" - Несторианский ручей; по легенде, здесь обитала девушка-несторианка, погибшая в битве с монгольскими захватчиками (Бутанаев В.Я., 1995, с. 124). Ниже по течению Белого Июса на горе Хызыл хас находится сооружение, известное под названием Тарча хыс сiвеезi - крепость несторианской девушки (Бутанаев В.Я., 1995, с. 124). В данном случае название "Тарчы" и термин "тарса", видимо, имеют общее происхождение от слова, заимствованного из персидского языка. Известно также, что часть кереитов позднее оказалась на территории бассейна Енисея и такой этноним сохранялся здесь довольно долго - вплоть до этнографической современности (Бутанаев В.Я., 2003, с. 17, 246). Вместе с тем, следует отметить и факт интерпретации приведенных выше сведений археологического характера в качестве свидетельств принятия енисейскими кыргызами в период борьбы против уйгуров манихейства как государственной религии (Кызласов Л.Р., 1999). Однако изложенные свидетельства письменных источников, особенно, факт перехода позднее к христианству самих уйгуров, не позволяют согласиться с таким мнением.

В.Я. Бутанаев считает, что, сложению у современных хакасов вероучения Ах-Чаян, где стала господствовать мысль о едином боге - Ах-Худае, возможно, способствовали распространенная на территории юга Средней Сибири в ранний период существования Кыргызского государства идеология древнего зороастризма, а затем позднейшая христианизация коренного населения региона в XVIII-XIX вв. (Бутанаев В.Я., 2003, с. 13). Однако с учетом изложенных выше сведений допустимо предположение, что свой вклад в этот, явно очень длительный, процесс могло внести и древнее (дорусское) христианство. Так христианский бог у некоторых тюрок Саяно-Алтая называется иранским по происхождению словом "худай". В этом же отношении, помня сообщение И. Шильтбергера о широком распространении христианства в Западной Сибири, важно отметить, что наряду с народами Саяно-Алтая Кудай (Худай), обозначающий единого бога, среди тюркоязычного населения известен лишь у сибирских татар; например, барабинцы Кудая и Аллаха считают одним и тем же богом (Корусенко М.А., 2003, с. 95-96).

Наличие предмета христианского культа в погребении енисейского кыргыза не обязательно должно означать, что он при жизни исповедывал именно эту религию, тем более что погребение выполнено не по христианскому обряду. Створка панагии могла попасть в состав погребального инвентаря из вторых рук и не в качестве предмета культа, а как красивое изделие, назначение которого могло быть не известно или забыто. Однако эта находка в контексте изложенных выше сведений может являться одним из вещественных свидетельств присутствия на территории Приенисейского края носителей христианской религии с соответствующей атрибутикой еще задолго до прихода русских людей в XVII в. Приведенные сведения являются вполне достаточными основаниями для предварительного включения данного предмета под названием "створка панагии" в раздел предметов культа общего свода инвентаря культуры енисейских кыргызов (тем более, что альтернативного варианта объяснения его назначения пока не имеется). Лишь новые находки подобных изделий и твердые вещественные подтверждения производства и использования их на данной территории в ином качестве, не связанном с христианским культом, могут позволить изменить такую атрибуцию предмета.