Старообрядчество

Чуркин М.К.

Влияние старообрядческой идеологии на религиозное сознание и поведение православных крестьян-переселенцев Западной Сибири во второй половине XIX - начале ХХ вв.

В процессе аграрной колонизации Западной Сибири во второй половине - начале веков, проходившей в сложных полиэтнических и поликонфессиональных условиях, волею исторических обстоятельств в территориальных границах региона сошлись представители различных вероисповедальных направлений. Наряду с приверженцами официальной веры - православного христианства, участие в освоение сибирских пространств, принимали адепты протестантских, католических, мусульманских и других религиозных объединений, нарушавших привычную конфессиональную гомогенность, свойственную Европейской России. Вопрос о роли религиозного фактора и его влиянии на развитие Сибири в связи с переселениями, неоднократно обсуждался в исследовательской литературе, а в работах таких авторов, как Н.М. Ядринцев, Г.Н. Потанин, А.А. Кауфман, П.Н. Головачев, П.П. Сущинский и др., констатировалась успешность хозяйственной деятельности в колонизуемом регионе не только сторонников протестантских и католических течений (немцев, литовцев, эстонцев), но и старообрядцев, аккумулировавших в свои ряды значительную часть великорусского крестьянства1.

В данной статье автор ставит своей целью выявление степени влияния старообрядческой и сектантской идеологии на православное крестьянское население Сибири, а также выяснение объективных и субъективных предпосылок, определивших религиозно-мировоззренческую лабильность великорусского крестьянства православного вероисповедания в новых условиях жизни.

Русских религиозных диссидентов традиционно делили на две группы: староверов (самоназвание старообрядцы) и сектантов. Первые отвергали только никоновские реформы и придерживались старых обрядов, но в прочих отношениях были верны православию, вторые - отходили от догматики и обряда православной церкви, создавая новые религиозные формы, близкие к раннему протестантизму. Сектантство было логическим порождением старообрядчества, в частности его радикального крыла, и пыталось отстоять не только старинные обычаи, но и сформулировать новые ответы на старые религиозные вопросы. Старообрядчество и сектантство объединялось оппозицией государству и господствующей церкви, было многочисленным и обрастало сторонниками. В 1860 г - 12 млн., 1880 - 15 млн., 1917 - 25 млн.

Политические преследования и гонения со стороны государства принудили эти группы русских крестьян бежать из пределов основной Российской территории и стать вынужденными колонистами. В Сибири эта часть крестьянства объединялась в дисциплинированные общины со своим управлением. Многие староверы занимались торговлей, проявляя на этом поприще блестящие способности, большинство отличалось грамотностью и умением толковать православные книги. Сравнение крестьянских хозяйств старообрядцев и православных в Европейской России (Вознесенская волость Смоленской губернии) показало, что уровень грамотности среди старообрядцев в два раза выше, чем у их православных односельчан. Экономическое состояние старообрядчества также впечатляло. Наличие самовара в крестьянской семье традиционно демонстрировало повышенный уровень благосостояния: старообрядцы Вознесенской волости в 3 раза чаще православных крестьян обладали этим предметом роскоши2. Хозяйственная этика старообрядцев основывалась на апологетике "дела" (Умереть на печи - все равно, что с перепою), как способа личного душеспасения, при этом главной целью предпринимательской деятельности считалось добывание средств и передача их религиозной общине.

Обособленный способ существования староверов определялся не только конфессиональной принадлежностью, но и статусом "государственных крестьян", фиксировано привязывавший их к хлебопашеству, развитие которого ради нужд горного дела составляло главную цель поселения данной группы великороссов в этих местах. Исследователи отмечали значительные успехи староверов на земледельческом поприще: "оным поселянам можно в честь поставить, что они весьма рачительные и добрые земледельцы"3.

Изжив из своего сознания догматические постулаты официального православия, старообрядцы вырабатывали новые догматы, свойственные их миропониманию и мироощущению, частью которого было активное и зачастую успешное привлечение на свою сторону новых адептов, что объяснялось несколькими причинами, в том числе - синкретизмом религиозных представлений русского крестьянства, составлявшего подавляющую массу церковно-православной паствы. В крестьянском менталитете главенствовали языческие эмоции поклонения объектам природы, что способствовало переплетению ритуалов христианского вероучения с языческими суевериями и обрядами. Народное православие, которое исповедовало большинство крестьян-великороссов, существенно отличалось от церковно-ортодоксального, так как было связано с сельскохозяйственным циклом: "Бог не даст, и земля не родит"4. Проявление активной внешней набожности (по данным Б.Н. Миронова 90-96% крестьянского населения в период с 1730 по 1913 годы благопристойно посещали исповедь) не должно вводить в заблуждение, поскольку исполнение религиозных треб, в различные исторические периоды было обставлено карательными мероприятиями5. В конце века, в указе Александра о признании гражданских прав и свобод раскольников, содержалась оговорка о наказаниях в случае попыток совращения в раскол.

На поверхностный и прикладной характер религиозности русского крестьянства в исследуемый период, указывают различные источники отечественного происхождения. Изучение быта великорусских крестьян-землепашцев, проведенное добровольными корреспондентами этнографического бюро князя В.Н. Тенишева, продемонстрировало резкое снижение интереса к религии и церкви в пореформенное время: "Крестьяне ходят в церковь редко, особенно мужчины", "к церкви крестьяне более хладны, нежели усердны", поскольку все свободное время уделяется торговле"", "массовое посещение церкви отмечается только в праздничные дни"6. В 60-70-е годы века в сознании крестьянства произошли серьезные перемены, приведшие к снижению религиозности и равнодушному отношению к вопросам веры: "К прискорбию, в средних классах народонаселения, - отмечалось в отчете Воронежской епархии за 1861 год, - заметна появляющаяся холодность к религии и своемыслие по увлечению духа времени"7. Крестьяне "стали даже к духовному сану быть непочтительны, - чего прежде никогда не было в России. Прежде бывало, когда мужик встретит священника, он с почтением снимает перед ним шапку, а иногда подходит под благословение, - теперь же замечено в деревне, что когда мужики сидят, а мимо них проходит священник, то они и не думают встать и поклониться ему или дать дорогу, а готовы бы еще и столкнуть его с дороги"8, - доносил жандармский офицер в отделение. С.М. Степняк-Кравчинский в 1885 году писал: "Лучшая иллюстрация крестьянского равнодушия к религии - всеобщая небрежность в выполнении обряда причастия...По этому поводу имеются даже полицейские предписания. Согласно данным, предоставленным сельскими священниками, в приходах, где проживало от 3 до 4 тысяч крестьян, этот важнейший обряд...выполняло лишь не более 200 или 300 прихожан"9. Известный этнограф О.П. Семенова-Тян-Шанская говорила о рязанских крестьянах: "Как они нерелигиозны в сущности! Только при приближении старости в мужицкую душу изредка начинает закрадываться суеверный страх загробного возмездия. Да и тогда, разве они православные, как их считают? Нисколько"10. Стремительная десакрализация крестьянского сознания в пореформенную эпоху, объяснялась во многом скоропалительным снятием помещичьей опеки над крестьянством и своеобразными представлениями последних о свободе, как "вольнице", автономности от государства, помещика, церкви.

Определенное воздействие на распространение в крестьянской среде религиозного индифферентизма, оказал по всей вероятности и рост в пореформенную эпоху отходничества, промыслов, а также активизация миграционных процессов. В религиозном настроении крестьян, оказавшихся за пределами православного центра в результате переселения на восточные окраины, происходили перемены, которые стали особенно ощутимыми в 80-90-е годы века, когда зона колонизации Сибири сместилась в географически отдаленные и труднодоступные подтаежные и таежные районы. Исследование 100 поселков Седельниковской волости Тарского уезда Тобольской губернии, показало, что более 40% переселенческих и смешанных деревень располагалось в отдалении от различных цивилизующих центров - больших городов и сел, школ, церквей (расстояния колебались от 18 до 50 верст)11. Аналогичная ситуация сложилась и в других сибирских губерниях, в частности Томской, где большинство поселков Барнаульской волости Алтайского округа отстояло от ближайших церквей в 15,30,50 верстах12. В.А. Зверев, отмечал существующий в сибирских поселках высокий процент совместной жизни супругов без венца, когда брачующиеся просто не могли добраться до прихода13.

В этой связи необходимо отметить, что попытки высшей администрации способствовать поддержанию религиозного чувства в переселенческой среде, в том числе путем строительства церквей и привлечения священников - часто оказывались безрезультатными, в силу ограниченности материальных возможностей переселенцев в местах их водворения. Ссылки на финансовую несостоятельность, регулярно встречаются в крестьянских прошениях об устройстве церковного быта, а также в переписке по данному вопросу чиновников по крестьянским делам. В частности, крестьяне-переселенцы Васильевского сельского общества Добровольской волости Каинского уезда Томской губернии сообщали: "Мы, поселившиеся на новом участке православные христиане, не имея храма, подали ходатайство об участие в строительстве церкви в ближайшей деревне и обязались уплатить 500 рублей, но в виду нашей бедности и к тому же неурожайного года, внести таковую сумму не имеем возможности"14. Заведующий землеустройством и переселением в Томском подрайоне, в ответ на прошение крестьян поселка Алексеевский Нижне-Локтевской волости Мариинского уезда о постройке храма, мотивируя отказ, отмечал, что переселенцы не в состояние нести все расходы связанные со строительными работами, "...так как они еще недостаточно обжились на новом месте, не вполне окрепли в своих хозяйствах и не всегда исправны в платежах"15. Столь же проблематичным являлось и приглашение на службу в отдаленные переселенческие села священнослужителей. Так, в процессе обсуждения вопроса об удовлетворении духовных нужд переселенцев Томской губернии, в 1897 году выявились две взаимоисключающие позиции: МВД предписывало местной администрации создавать в селениях передвижные церкви, командируя туда представителей черного и белого духовенства с окладом в 400-450 рублей в год, а крестьянские начальники коллективно утверждали, что в Томской губернии не найдется священников, которые пожелали бы служить в переселенческих поселках за такое незначительное вознаграждение16.

Таким образом, исторически сложившийся поверхностный характер русского ортодоксального православия с его синкретизмом и прикладным значением, вкупе с объективными обстоятельствами естественно-географического и экономического свойства, открывали широкие возможности влияния на религиозные представления и восприимчивость сибирским крестьянством старообрядческой и сектантской идеологии. До возникновения проблемы земельного утеснения (в 70-80 гг. века) взаимоотношения старообрядцев-старожилов с ортодоксально-православными переселенцами амортизировались еще существующей возможностью внутрирегиональных миграций. В письме на родину крестьянин Прохор Зиновьев сообщал своему зятю о житье в Сибири следующее: "Мы не остались жить здесь через старообрядцев, они нас приглашали в свою веру, но мы не захотели и переехали назад за 150 верст17.

Возникали и обратные ситуации: "Раскольники на Алтае образуют самостоятельные общества и очень отрицательно относятся к "мирским" людям. Однако это не мешает новоселам постепенно приселяться к ним и, образовав свою сильную партию, получить от местной епархии разрешение на строительство церкви, после чего староверы уходили в еще более глухие места Алтая"18.

По мере исчерпания колонизационного фонда и дополнительной мобилизации свободных участков за счет лесных угодий (в 1880-1890 гг. - 8,4% земель; 1900-1904 - 65,2%), практически все категории крестьянского населения Сибири, независимо от религиозных пристрастий, были поставлены в объективные условия совместного проживания, в процессе которого часто проявлялась слабая степень приверженности русского крестьянства православию и церкви. В Томской губернии, например, в 1912 году из православия в сектанты перешло 1068 человек, в том числе в трех деревнях Ключевской волости 914 человек - в секту молокан. В 1913 г там же вышло их православия 457 человек19.

Привлекательность старообрядчества и сектанства для православного населения Сибири объяснялась рядом причин, к наиболее значимым из которых следует отнести: утилитарность обряда, когда исчезала необходимость идти в церковь, расположенную в отдалении от населенного пункта и выстаивать многочасовую службу; большая хозяйственно-экономическая свобода, сочлененная с гарантированной взаимопомощью; а также факторы нравственного порядка - отсутствие в старообрядческой среде пьянства, преступности и проявлений крайней нищеты.


1. Ядринцев Н.М. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношениях. - СПб., 1892. - с.235; Потанин Г.Н. Нужды Сибири//Сибирь. Ее современное состояние и ее нужды. - СПб., 1908. - с.290; Кауфман А.А. Сибирское переселение на исходе века. Историко-статистический очерк. - СПб., 1901. - с.21; Сущинский П.П. Экономический быт и правовые отношения старожилов и новоселов на Алтае. - СПб., 1898. - с.30-32.

2. Пушков В.П. Крестьянское хозяйство старообрядческого и православного населения Верхокамья в конце века // Россия в средние века и новое время. - М., 1999. - с.317.

3. Паллас П.С. Путешествия по разным местам Российского государства в 1770 году. - СПб., 1786. Кн.2. - с.12-15.

4. Даль В.И. Пословицы русского народа. Т.1. - М., 1996. - с.53,59; Ахиезер А.С. Россия. Критика исторического опыта. - Новосибирск, 1997. - с.290.

5. Миронов Б.Н. Народ-богоносец или народ атеист?//Родина. - 2001. - март. - с.54

6. Быт великорусских крестьян-землепашцев//Этнографическое бюро князя В.Н. Тенишева. - СПб., 1993. - с.148-149.

7. РГИА, Ф.796, оп.442, 1861 г., д.46, л.16.

8. ГАРФ, ф.109. Секретный архив.

9. Степняк-Кравчинский С.М. В лондонской эмиграции. - М., 1968. с.16.

10. Семенова-Тян-Шанская О.П. Очерки из быта одной из черноземных губерний. - СПб., 1914. - с.14.

11. Материалы для изучения быта переселенцев, водворенных в Тобольской губернии за 15 лет (с конца 70-х годов века по 1893 год). - М., 1895. - Т.1.

12. ГАВО, Ф.26, оп.25, д.47, л.97-99.

13. Зверев В.А. Природные факторы воспроизводства сельского населения Сибири во второй половине - начале веков//Влияние переселений на социально-экономическое развитие Сибири в эпоху капитализма. - Новосибирск, 1991. - с.70.

14. ГАТО, ф.239, оп.9, д.65, л.96.

15. Там же, д.65, л.172.

16. ГАТО, ф.3, оп.44, д.3180, л.1 об; 9.

17. Переселенцы из Полтавской губернии с 1861 по 1 июля 1900. - Полтава, 1900. - с.396-398.

18. Сущинский П. Экономический быт и правовые отношения старожилов и новоселов на Алтае. - СПб., 1898. - с.32-33.

19. ГАТО. Ф.3, оп.77, д.21, л.77-83.