Ю.Н. Дорохов
Иркутский государственный университет

ЯПОНЦЫ В СИБИРИ И НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ В КОНЦЕ XIX - НАЧАЛЕ ХХ ВЕКОВ

В середине XIX в., после того как "американский коммодор Перри пушками, а русский адмирал Путятин страхом своей эскадры: впервые "отперли" для мира Японию"1, страна, в течение двух столетий тщательно скрывавшаяся от внешнего мира, начала знакомиться со своими соседями. Само географическое расположение Японии предопределило, что одной из первых японских гостей приняла Россия. Если до периода Бакумацу японцы попадали в Россию лишь как жертвы кораблекрушений, теперь они начинают приезжать по доброй воле. Еще во время первого визита адмирала Путятина известный японский ученый и политический мыслитель Ёсида Сеин попытался (неудачно) нелегально пробраться на русский корабль, дабы бежать в Россию. После того как в 1860г. был основан военный пост Владивосток, а в Хакодатэ создано русское консульство, контакты между японцами и русскими становятся более регулярными. Русские суда заходят в Японию за провиантом, углем, для ремонта; русские и японские купцы пробуют завязать коммерческие связи. Однако долгое время торговый оборот между Приморьем и Японией оставался на весьма низком уровне. Отсутствие промышленности в крае и малонаселенность не позволяли ему стать привлекательным ни в качестве рынка сбыта, ни в качестве экспортера товаров в Японию.

По данным Като Кюдзо, первые японцы приезжают на заработки в Приморье в конце 60-х гг. XIX в. Это были главным образом лесорубы и моряки. Последние иногда плавали вместе с русскими моряками на иностранных (чаще немецких) китобоях в Охотском море. До начала 70-х гг. японцы надолго в Приморье не оставались - Н. Пржевальский, посетивший Владивосток осенью 1867 г., японцев там не застал, не зафиксировала их и перепись 1868 г.2 (в это время японцы постоянно проживали лишь на еще не разделенном Сахалине, который осваивался ими уже более полувека). В 1871 г. Владивосток соединяется подводным кабелем с Нагасаки, тогда же из Николаевска-на-Амуре во Владивосток переносится порт с морскими учреждениями, резиденция военного губернатора и главная база Сибирской военной флотилии. С начала 80-х гг. правительство проводит политику заселения Приамурского края, устанавливается регулярное коммерческое сообщение с Европейской Россией. Как следствие, растет привлекательность края в качестве рынка сбыта и рынка труда, нуждающегося в рабочей силе. В 1875 г. во Владивостоке проживает около 50 японцев, спустя год, когда в городе учреждается японское коммерческое агентство (первый агент - г. Суваки), в общине уже 80 человек, а в 1889 г., когда было установлено пароходное сообщение между Владивостоком и Цуруга, - 412 человек. Через 10 лет количество членов общины утроилось3. Открылись пароходные линии из Владивостока до Ниигаты, Хакодатэ, Отару. Японцы начинают селиться и в других городах и регионах России, хотя там их количество по сравнению с Приморьем остается весьма невелико. Так, в 1882 г. во Владивостоке проживает 278 японцев, а в следующем по численности общины Николаевске - 25. Приезжают японцы в Россию торговать и работать.

Японских торговцев привлекал на Дальний Восток режим порто-франко. Местная экономика была не в состоянии обеспечить население Приморья и Приамурья необходимыми товарами и продуктами питания, доставка товаров из Европейской России обходилась слишком дорого, да и качество их оставляло желать лучшего. В этих условиях японские купцы успешно реализовывали как японские товары, так и реэкспортные (во второй половине XIX в. в торговле края доминировали иностранцы, преимущественно немцы, китайцы, японцы). Японские коммерсанты ввозили из Японии мануфактуру, рафинад, фрукты и овощи, практически целиком обеспечивая потребности Приморья в последних.

Тех японцев, которые надеялись найти в Приморье работу, можно разделить на три группы. Первую составляли квалифицированные рабочие и ремесленники. Они легко находили себе работу, поскольку основную массу населения края составляли крестьяне и военные, а русские рабочие из-за Урала обходились нанимателям слишком дорого. Кроме того, японские рабочие ценились поскольку не испытывали значительной тяги к алкоголю и в японском календаре меньше праздничных дней, чем у нас.

Вторая группа - неквалифицированные рабочие, надеявшиеся, главным образом, устроиться на стройки Владивостокского порта и Уссурийского участка Транссиба (1891-1897). Эта группа испытывала сильную конкуренцию со стороны многочисленных китайских рабочих, прибывавших в Приморье с той же целью. В дальнейшем данная группа почти сходит на нет.

Третья группа - лица, стремившиеся устроиться в сфере обслуживания. Японцы-слуги пользовались доброй репутацией среди владивостокцев благодаря своей порядочности и высокой общей культуре, однако в данной группе преобладали представители иной сферы деятельности - более половины всех женщин, приехавших в Россию самостоятельно (не как члены семей), занимались проституцией4. В этом выразилась специфика трудовой миграции из Японии в целом - среди мигрантов из Кореи и Китая представительниц такой профессии в это время не было зафиксировано вообще, и японки в конце XIX в. "монополизировали" данный род деятельности во Владивостоке, что однажды даже вызвало беспокойство депутатов Городской думы, озаботившихся защитой "отечественного сектора". Вследствие такой "специализации" первоначально среди японских трудовых мигрантов преобладали женщины. Услуги японских "ойран" пользовались большим спросом, учитывая, что среди китайцев, приезжавших в город на заработки, женщин практически не было, да и среди европейского населения на 4163 мужчины приходилось 789 женщин (1878 г.).90-е гг. XIX в. стали для Японии временем интенсивной эмиграции; правительство проводило политику поощрения переселения в другие страны, особенно Азиатско-Тихоокеанского региона. В результате в 1899 г. за границей проживало почти 100 тыс. японцев. В Китае находилось 2296 японцев, в Корее - 14 668, в Англии (с колониями) - 7412, в США - 71 284 (в основном в Калифорнии), Гавайи приняли 27 155 японцев5. На территориях, подконтрольных России (собственно Россия и Квантун), находилось 4 005 японцев (а через два года, по данным Томидзу Хирото, уже 4,5 тыс.). Причины того, что миграция в Россию заметно уступала миграции в другие страны, можно видеть как в традиционно неоднозначном восприятии России в Японии, где с XVIII столетия, не в последнюю очередь благодаря деятельности голландцев, политических авантюристов наподобие фон Бенгорофо, а со времен Крымской войны - англичан и французов, - культивировался миф об угрозе с севера, так и в том, что Дальний Восток России и Сибирь попросту не могли сравниться по привлекательности с Гавайями и Калифорнией для японцев, стремившихся уехать на заработки.

Общую картину жизни японцев, выбравших Россию, мы можем получить из данных первой всероссийской переписи населения 1897 г. В России всего проживало на тот момент 2649 японцев - 1554 мужчины и 1095 женщин. Для примера укажем, что китайцев насчитывалось 57 459 человек, а корейцев - 26 005 чел.6

Большая часть японцев проживала в южной части Приморской области (1994 чел.), остальные - в Амурской области и на о. Сахалин (рыбаки). В Европейской России зафиксировано 12 японцев (мужчины), при этом в Привислянской губернии не было ни одного, на Кавказе 3 японца и 4 японки, в Сибири (вместе с Дальним Востоком)- 1513 мужчин, 1067 женщин, в Средней Азии - 26 и 24 соответственно. Большая часть японцев проживала в городах - 967 мужчин и 888 женщин. В отличие от диаспор иных, по тогдашней классификации, культурных народов Дальнего Востока (японцы, китайцы, корейцы), проживавших преимущественно в сельской местности, японские мигранты в подавляющем большинстве были горожанами. В городах проживали все японцы, обосновавшиеся в Европейской России - 11 человек в Санкт-Петербурге и 1 японец в Симбирской губернии, на Кавказе - 1 женщина (видимо, в Баку; остальные японцы проживали в уездах Кутаисской губернии). В Сибири и на Дальнем Востоке в городах проживали 952 японца и 886 японок, в уездах - 561 и 181 соответственно. Среди японцев, поселившихся к 1897 г. в Средней Азии, в городах жили 3 японца и 1 японка, остальные 46 человек (поровну мужчин и женщин) проживали в уездах. По губерниям японцы распределились таким образом (в скобках - проживающие в городах): в Амурской губернии - 94 мужчин, 151 женщина (92, 150), в Забайкальской губернии - 2 мужчины, 2 женщины (1, 1), в Иркутской губернии - 6 мужчин, 1 женщина (2, 1), в Приморской области - 1195 мужчин, 899 женщин (824, 726), на острове Сахалин - 215 мужчин, 12 женщин (32, 6), в Тобольской губернии - 1 мужчина, 2 женщины (все в городах), в Самаркандской области 2 мужчины, 1 женщина (все в городах), в Сырдарьинской области 1 мужчина (горожанин), по 23 мужчины и женщины - в Ферганской области (все в уездах).

Кроме того, 9 японцев числились на военных судах, находящихся в заграничном плаванье.

Малая доля горожан на Сахалине объясняется тем, что там в основном проживали японцы-рыбаки, подавляющее же большинство японцев являлись носителями городской культуры и, соответственно, городских профессий. При этом в отличие от выходцев из Кореи и Китая, среди японцев был высок процент самостоятельных мигрантов и сравнительно низок процент тех, кто числился членом семьи переселенца. Среди японцев самостоятельными являлись 1444 мужчины и 485 женщин, а как члены семей зафиксировано 110 мужчин и 610 женщин. Если у японцев количество самостоятельных мужчин превышало количество мужчин - членов семей в 13 раз, а самостоятельных женщин было меньше, чем женщин - членов семей лишь в 1,2 раза, то у китайцев разница была в 6,8 и 38,95 раза соответственно, а у корейцев в 1,5 и в 67,9 раза соответственно. Еще одна специфическая черта японской общины - сроки пребывания в России. Если китайская миграция носила выраженный маятниковый характер, китайцы массово приезжали в летний период на работу, уезжая зимой на родину (отметим, что перепись проводилась 28 января), а корейцы, напротив, в большинстве своем поселялись надолго, причем многие стремились принять российское подданство, то японцы обычно приезжали на 3-4 года (хотя, конечно, были такие, которые приезжали часто, но на короткие сроки, а были японцы и японки, вступавшие в брак с русскими и остававшиеся в России на десятилетия либо навсегда). Все это предопределило профессиональный состав японской общины. Итак, к январю 1897 г. работающими в администрации, суде и полиции числилось 10 японцев и 1 японка, 1 японец состоял в общественной службе, а 4 японца и 1 японка служили в вооруженных силах (преподаватели и переводчики; например, перед русско-японской войной в Иркутском юнкерском училище числился японец - преподаватель японского языка). 1 японец являлся буддийским священником (в храме Владивостока), 19 человек занимались врачебной деятельностью. Как отмечалось, велико было число частной обслуги - 214 мужчин и 370 женщин. 22 человека жили на положении рантье, а 9 проживали на счет казенных и общественных учреждений или находились на обеспечении частных лиц. 4 человека находились в местах лишения свободы. 79 человек занимались сельским хозяйством. Кроме того, японцы занимались деревообработкой (158 чел.), шили одежду (110 чел.), плавали на судах (37 чел.), торговали (257 чел.), ловили рыбу (272 чел.), в "заведениях, касающихся чистоты и гигиены тела", работал 181 человек, в сфере проституции работали 315 человек и т. д. Кроме того, некоторые приезжали в Россию время от времени, например, ювелиры, галантерейщики, дантисты, предлагавшие жителям Приморья свои услуги, цирковые артисты, гастролировавшие по России.

Несмотря на такое разнообразие сфер деятельности, японские общины жили достаточно сплоченно. Сначала во Владивостоке, а затем и в других городах появляются японские общества, обладавшие четкой внутренней структурой. Во Владивостоке общество возглавляли японские коммерческие агенты, они же контролировали деятельность остальных обществ. Каждый член общества, в зависимости от своего социального статуса и благосостояния, обязывался перечислять определенные взносы в общую кассу. Членство в обществах было обязательным. При этом японские общины держались несколько обособленно от местного населения, стараясь не конфликтовать с ним, но и не особенно активно участвовать в местной жизни (хотя, например, по случаю коронации Николая II владивостокская община устроила праздничную иллюминацию, публичное угощение и воздвигла триумфальную арку из живых растений и цветов)7. Самыми влиятельными были общины Владивостока и, за пределами Приморья, - Иркутска.

Во Владивостоке в 1903 г. проживало более 100 японских фотографов и парикмахеров, 54 часовых и золотых дел мастера, 263 коммерсанта, 356 портных и прачек, 458 зарегистрированных и около 700 незарегистрированных "ойран", красильщики, повара и т. д. Всего на 11 000 гражданских русских жителей города приходилось более 3000 японцев, не считая членов их семей (в 1898 г. - 1261 чел.)8.

В 1891 г. в городе был открыт храм буддийской секты Хонгадзи - Западного храма, а в 1896 г. миссия построила на пожертвования общины новое здание на Семеновской улице, сохранившееся до наших дней. Проповедь велась только среди японцев. На окраине Владивостока появляется японское кладбище, а среди улиц города - улица Японская. Фирмы "Мукай", "Сугиура", "Учи-яма" и другие были хорошо известны владивостокцам. В городе открываются филиалы и представительства японских банков, пароходной компании "Ниппон Юзень Кайша", появляются фирмы со смешанным японско-русским капиталом, для работы в Восточном институте приезжают первые преподаватели-японцы.

В Иркутске горожанин-японец зафиксирован впервые переписью 1897 г. Активный приток японцев начинается с 1900 г. Они открывали фотографии, прачечные9, галантерейные магазины, появился японец-дантист. К 1903 г. в Иркутске проживало уже более 20 японцев.

Социальный статус японцев был заметно выше, нежели у корейцев или китайцев, но ниже, чем у собственно россиян. При этом отношение к японцам было двойственным. С одной стороны, японцев уважали, в отличие от китайцев и корейцев. Среди японцев практически не встречалось нищих, в газетах того времени крайне редки сообщения о проявлениях агрессии по отношению к японцам со стороны местного населения (а корейцев и китайцев грабили и избивали во Владивостоке едва ли не ежедневно). Как отмечалось, высоко ценились профессиональные качества японцев. Даже по словам автора, далекого от толерантности, но близкого к национализму, ":японцы, эти французы Дальнего Востока : их культурность, развитый вкус и ловкость в ремеслах, аккуратность, дисциплинированность и честность составляют такие достоинства, которые делают их весьма желательным элементом в Приамурье : о них не составилось в русской народной массе дурных мнений вроде, например, презрительного мнения о евреях, насмешливо-покровительственного отношения к китайцам и корейцам, этим "недоноскам цивилизации"10. Да и сам авторитет Страны восходящего солнца, особенно после победы в войне 1894-1895 гг. с Китаем, немало значил. При этом Япония оставалась страной таинственной, экзотичной. Россияне были практически незнакомы с культурой Японии, но уже успели полюбить японские декоративные изделия, японскую галантерею. Магазины, торговавшие подобной продукцией, были настолько популярны, что в справочниках (например, во всеобъемлющей "Всей России") отдельным пунктом выделялись "японские магазины" (содержавшиеся, впрочем, чаще россиянами). С другой стороны, неосведомленность часто граничила с невежеством, способствовала появлению нелепых мифов и превратных представлений о Японии. Несмотря на то, что публиковались книги о Японии, многие россияне (особенно жители Приморья) регулярно ездили в Японию на отдых и лечение, представления о Японии в стране были часто далеки от истины. Так,

А.А. Игнатьев вспоминает, что перед самой русско-японской войной "о Японии и вовсе никто ничего не знал. В Петербурге рассказывали небылицы, будто японцы все поголовно болеют сонной болезнью. Так вот и засыпают в самый неожиданный момент! Это уж было совсем невероятно!"11 Закрытость японцев вызывала подозрения, особенно после того, как Япония и Россия выступили конкурентами в Корее и Маньчжурии. В каждом японце видели шпиона, в чем особенно уверились, когда незадолго до начала русско-японской войны значительная часть японцев покинула Россию. И.И. Попов, редактор иркутской газеты "Восточное обозрение", либерал, писал про японца, "который делал папиросы мне; я называл его в шутку капитаном генерального штаба, а он отнекивался, лукаво улыбаясь. Я не сомневаюсь, что этот культурный и развитый японец был военный осведомитель"12. При этом в сознании многих россиян, особенно не общавшихся с японцами лично, Япония оставалась страной гейш и чайных домиков, а сами японцы стояли значительно ниже белого человека. Только немногие отдавали себе отчет в том, что такое Япония и кто такие японцы на самом деле. И.И. Попов стал свидетелем разговора офицеров, едущих на фронт: "Большинство едущих военных отзывалось о японцах пренебрежительно, называя их "япошками", "макаками". Полковник же <один> говорил о них как о серьезном враге.

- Я видел их под Пекином, отличные войска. Быть может, не так выносливы, как наши солдаты, но зато интеллигентнее и смышленее нашего серяка"13.

Пренебрежительное отношение к Японии поддерживалось официальной пропагандой. Уже после войны многие писали о том, какой ценой нам обошлось невнимание к нашей восточной соседке.

Война стала определенным рубежом в истории японской общины в России. В преддверии конфликта между Россией и Японией большинство японцев покинули Россию в конце 1903 г. - начале 1904 г. Попов вспоминал, что еще на рубеже 1903-1904 гг. ":из писем тещи, сына : я узнал, что все японцы - папиросники, прачки и прочие - уже поспешили уехать из Иркутска: Из других мест Сибири также писали, что японцы отовсюду скрылись"14. За две недели до нападения на Порт-Артур японцы начинают покидать Владивосток15. Массовый отъезд японцев из Владивостока вызвал не только тревогу в сердцах горожан, но и обиду, и вообще был расценен как враждебный акт, поскольку город остался без прачечных, без слуг, водоносов, дантистов и большой части торговцев. Оставшиеся в Сибири японцы (не успевшие или не захотевшие уехать) в количестве более 800 человек частью добирались до Японии через Европу, частью были, по приказу наместника Е.И. Алексеева, отправлены из Владивостока вглубь Сибири, некоторые же всю войну оставались в Иркутске и Владивостоке. Опасаясь преследований, они скрывались, и не без оснований - в сибирские газеты приходили письма с угрозами расправы над оставшимися японцами, которых подозревали в шпионаже. Во Владивостоке многие из оставшихся укрывались в храме миссии Хонгадзи, избегая ходить по городу в одиночку. Тем не менее каких-то массовых выступлений против японцев или погромов не зафиксировано, и после заключения мира японцы вновь возвращаются в Россию.

Yuri N. Dorokhov
Irkutsk State University

THE JAPANESE IN SIBERIA AND THE FAR EAST IN THE END OF 19th - BEGINNING OF THE 20th CENTURY

At first, Japanese appeared in Russian Far Eastern region in the end of 1860th years. They were sailors and woodcutters. In the middle of 70th Japanese traders, servants and workers also became to settle in Vladivostok and Nikholaevsk. In 1898 at least 2649 Japanese lived in Russia, 1554 men and 1095 women. Most of them lived in Vladivostok and Sakhalin. From 1900 to the beginning of Russian-Japanese war there appeared Japanese settlements in Chita, Irkutsk and Krasnoyarsk. During the war time some of them remained in Russia, regardless of the treat of arrest and even got married.

Примечания

  1. Б. Пильняк. Повести с Востока. Собр. соч., т. 7. - М.; Л., 1930. - С. 28.
  2. Пржевальский Н. Путешествие в Уссурийском крае. 1867-1869. - М.: Соцэкгиз, 1937. - С. 111.
  3. Граве В.В. Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье. Отчет уполномоченного Министерства иностранных дел. Труды Амурской экспедиции. - СПб., 1912. - С. 201.
  4. См.: Общий свод по империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения. Ч. II. - СПб., 1905. - С. 354.
  5. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. т. XLI а. - СПб., 1904. - С. 716.
  6. Данные приводятся по: Общий свод по империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения. Ч. II. - СПб., 1905. - 417 с.
  7. Владивосток. -1896. - № 21.
  8. Листок Приамурского статистического комитета за 1903 г. - № 4-6. - С. 17.
  9. Иркутские губернские ведомости. - 1901. - 26 июня.
  10. Смирнов Е.Т. Приамурский край на Амурско-приморской выставке 1899 г. - Хабаровск, 1899. - С. 42.
  11. Игнатьев А.А. Пятьдесят лет в строю. - М.: Воениздат, 1986. - С.143.
  12. Попов И.И. Забытые иркутские страницы: записки редактора. - Иркутск, Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1989. - С. 193.
  13. Там же, с. 195-196.
  14. Там же, с. 194.
  15. Чечин П. Во Владивостоке в начале русско-японской войны // Сиб. архив. - 1913. - № 1. - С. 23-24.