Одной из своих основных задач процесса национально-культурного возрождения (или даже главной из них) стало сохранение бурятского языка и забота о его развитии - важная проблема, стоящая перед многими малыми народами России, и не только России. В контексте актуализации бурятского языка многие специалисты неоднократно выступали с предложениями по расширению сфер его применения: например, синхронное использование двух языков на заседаниях Народного Хурала; открытие отдельного телеканала на бурятском языке; включение изучения бурятского языка не в отдельных, а во всех школах; разработка методик преподавания родного языка как иностранного и другие. Опасения по поводу сохранения бурятского языка выразил, в частности, Ш.Б. Чимитдоржиев: "Вполне возможно, что наступят такие времена, когда молодые, ультрасовременные буряты не смогут сказать на родном языке "я - бурят". Вот это трагедия. В настоящее время сложилась очень тревожная ситуация" [Чимитдоржиев, 2002]. Внимание к этой проблеме выходит далеко за рамки собственно языка: "Вопрос о языке - это вопрос о существовании бурятского этноса, проблема выживания бурят-монголов. Напоминаем, что без языка не будет культуры, фольклора, литературы, искусств народа, а значит, не будет и бурят-монголов" [Баяртуев, 2002].
Усматривается тесная связь между политикой и языком: вспоминая резолюцию республиканского культурно-национального совещания 1926 г., Ш.Б. Чимитдоржиев цитирует: "Вопрос о повышении языковой культуры бурят-монгольского народа должен быть решен не в масштабах одних бурят-монголов, а в масштабе общемонгольском. Отрыв языковой культуры бурят-монгольского народа от остальных монгольских племен путем создания какой-либо самостоятельной бурят-монгольской письменности считать совершенно недопустимым" [Чимитдоржиев, 1996, с. 94]. Дальнейшие события, продолжает Ш.Б. Чимитдоржиев, "отрицательно сказались не только на развитии бурятского литературного языка, но и на всей культуре нашего народа. Они в значительной мере ослабили языковые и культурные контакты между бурятами и другими монгольскими народами. ...Видимо, назрело время рассмотреть вопрос об общей монгольской языковой культуре, и в связи с этим и вопрос о культуре монгольских народов. Как известно, у всех монгольских народов, в состав которых входят и буряты, была общая древняя культура, своими корнями уходящая в центрально-азиатскую цивилизацию, была единая классическая вертикальная письменность. ... Если мы вперед пойдем с монгольскими народами, то мы сохранимся как бурят-монгольский этнос, сохраним свои культурные и языковые ценности. Язык - первооснова национальной самобытности, национального духа народа. Поэтому одной из основных задач нашего съезда должна быть проблема возрождения бурятского языка. По переписи 1979 года 14 тыс. бурят считали родным языком русский язык, а в 1989 г. почти 28 тыс. бурят считали русский язык родным. Много слабо владеющих родным языком бурят. Их очень много в городах республики и среди бурят, проживающих за пределами республики и автономных округов. ... Надо принять Закон о бурятском языке, разработать механизм претворения в жизнь этого Закона. Следует Законом предусмотреть ускоренную подготовку кадров - учителей родного языка, обучение детей бурятскому языку, начиная с дошкольных учреждений, создание в столице республики специализированных бурятских школ, лицеев, гимназий, объявление бурятского языка профилирующим в техникумах и вузах, ведение делопроизводства на бурятском и русском языках" [там же, с. 94-95]. "Бурятизация" образования, преследует, по-видимому, цели "всемерного содействия формированию духовной элиты нации и ее творчеству" [Михайлов, 1996а, с. 31], поскольку "нельзя не видеть в ней (бурятской культуре. -Авт.) факты деэтнизации (денационализации), разбалансированность структурных компонентов, сужение ряда социальных функций, существенный разрыв в ее преемственности в поколениях. Довольно распространенным стал языковой и культурный нигилизм" [там же]. Продолжая рассуждения, автор приходит к следующему заключению: "Духовное возрождение и развитие бурятского народа требуют разработки и осуществления общенациональной программы воспитания и образования, создания специализированных школ типа гимназии и лицея, а также университета. Университет должен стать центром бурятской культуры, ее генератором" [там же, с. 27].
Таким образом, языку придается, наряду с присущими ему свойствами быть феноменом и транслятором культуры, еще и структурообразующая и основная этнодифференцирующая роль. Иными словами, бурятский язык при таком подходе тождественен и самому этносу, и этнической культуре в целом. Экстраполяция языка и его отождествление со всей этничностью является внедрением в общественное сознание идеологизированного и фетишизированного "нового" смысла феномена, который исходно такими чертами не обладает. Подобное манипулирование элементом культуры имеет целью мистифицировать его и придать ему сакральное содержание: рационально-логическое рассмотрение при этом вообще невозможно, оно лежит "в другом поле". Безусловно, лозунги национального возрождения о необходимости более глубокого изучения бурятского языка и расширения сферы его применения, позитивное стремление сохранить родной язык вызывают уважение, особенно если при этом предлагаются выполнимые программы. К таковым, однако, никоим образом нельзя отнести, в частности, предложение одного из участников I Всебурятского съезда П.А. Шаблина, председателя Центра бурятской культуры в Улан-Удэ: "В целях стимулирования изучения бурятского языка после определенных правовых процедур (в случае положительного общественного мнения) объявить с 1993 года обязательную сдачу при поступлении в высшие и средне-специальные учебные заведения БССР для лиц бурятской национальности экзамена - кандидатского минимума - по бурятскому языку" [Шаблин, 1996, с. 169].
Несмотря на то, что национальные идеологи выводят за границы этноса через обозначение манкуртами или маргиналами бурят-горожан10, не владеющих бурятским языком, последние идентифицируют себя со своим народом, не считая данный маркер приоритетным. Не следует также забывать, что урбанистический образ жизни с его практицизмом и приоритетом индивидуализма над родовым коллективизмом не способствует расширению функциональной сферы бурятского языка и повышению его консолидирующей роли: вне всякого сомнения, наиболее активная и современно мыслящая молодежь отдает предпочтение скорее индивидуалистической социализации, чем этногрупповой. Очевидно, что умение говорить по-бурятски и даже осознанная принадлежность к бурятскому этносу не гарантируют человеку материального процветания. Если представителям сельской молодежи, получившим образование в Улан-Удэ, удается осесть в городе, то это связано не столько с владением бурятским языком, сколько с воспроизводством традиционных клановых связей, проникающих во все новые сферы общественной практики (например, в сферу предпринимательства). И поскольку знание этнического языка выступает символическим выражением этих связей, оно становится маркером, на основании которого те буряты-горожане, которые утратили такие связи, противопоставляют себя выходцам из деревни, что ведет к появлению новых (и тоже, по сути, мифологических) стереотипов, которые отмечаются в интересной статье Н. Карбаинова [Карбаинов, 2004].
Что касается примата бурятского языка в области образования, о чем речь шла выше, то в этом случае неизбежно возникает проблема соотношения между сохранением культуры посредством бурятизации и насущными потребностями жизни. Как утверждает Т.М. Михайлов, "конфликт общеобразовательной и высшей школы с жизнью отрицательно сказывается на жизнедеятельности нации, ибообразование в ней технократизировано, во многом утилитарно. Нравственное, эстетическое воспитание, воспитание культуры чувств отодвинуты на задний план. Школа в регионенационально не ориентирована, в ее программах и учебниках знания по истории, литературе, искусству и религии коренного народа предусмотрены очень мало" [Михайлов, 1996а, с. 26]. Нетрудно сделать вывод, что Т.М. Михайлов ратует за "национально ориентированное" преобразование системы образования, в котором бурятский язык и иные аспекты этнической культуры заняли бы достойное, по его мнению, место. В этом контексте интересна точка зрения министра образования Бурятии С. Намсараева, высказанная им в интервью газете "Аргументы и факты в Бурятии" по поводу развития научных кадров в республике. Название интервью достаточно показательно - "Физиков побеждают лирики..."): "...есть перекос в направлениях: в гуманитарной сфере аспирантов готовится больше, чем в области естественных наук... огорчает - очень мало специалистов в области математики, информатики. Ведь будущее за информационными технологиями, и не хотелось бы отставать именно по таким передовым направлениям. ... мы вместе должны работать над имиджем, брендом Бурятии, создавать инвестиционную привлекательность" [Бородин, 2005, с. 9].
Конечно, вышесказанное не означает, что этноидеология вошла в противоречие с насущными проблемами республики, связанными с развитием производства и современных технологий, или что идеологи стремятся препятствовать внедрению современного образования, в котором, исходя из проблем страны и республики, нельзя отдавать предпочтения "национальной (в значенииэтнической) ориентации". О необходимости учитывать реалии современного периода, а также о нынешнем состоянии этноса и о том, что это понятие не должно рассматриваться как статичная данность (видимо, это касается и языка) сказал д.филос.н. Г.И. Балханов: "Мы все являемся детьми своего времени....Принцип интернационализма мы понимаем классически - это есть сближение, и слияние. Интеллигентность - это открытость к новому. Интернационализм, интер - это значит "между", поэтому если мы возрождаем наш народ, нашу нацию, мы должны развиваться на своей основе и прийти к интернациональному, это означает "между народами". Я считаю, что воссоздание той обстановки, в которой мы с вами жили, невозможно, кто-то очень хорошо сказал, что нами была создана вторая природа, которую Гумилев назвал ландшафтом. Изменение ландшафта изменяет образ жизни, значит и изменяет наш этнос. В годы перестройки создается у нас новый этнос и новый ландшафт, и поэтому мы должны создавать и новую структуру, мы ни в коем случае не должны повторять прошлые наши ошибки" [Балханов, 1996, с. 165]. По-видимому, Г.И. Балханов имел в виду, что ценности гражданского общества, неотделимые от целей развития всего российского общества, должны превалировать, что вовсе не отрицает необходимости сохранения традиционной культуры, в том числе и бурятского языка. Вопрос лишь в соразмерности, когда традиционная культура, современное образование и прагматизм сосуществуют и взаимодополняют друг друга. Насколько разрешима такая задача, покажет будущее.