Электронные публикации

Публикация

В.И.Дятлов

Иркутский государственный университет

Мигрантофобия как фактор миграционных процессов и проблема национальной безопасности*

Массовые внешние миграции, ставшие неотъемлемой и необходимой частью российской действительности, породили острую потребность в выработке стратегии и практик взаимной адаптации принимающего общества и мигрантов. Это особенно важно из-за беспрецедентно высокой роли трудовых миграций в экономической, этнокультурной, социальной, политической, возможно и геополитической сферах жизни. Уже теперь это необходимый элемент обеспечения жизнедеятельности принимающего общества и, с другой стороны, огромный общественный аллерген. Россия превращается в страну мигрантов - и это может оказаться радикальным поворотом в становлении ее нового качества.

Пока российское общество не готово даже к тому, чтобы осознать масштаб проблемы, ее значение и характер сопутствующих "прибылей и убытков". Особенно после нескольких десятилетий "железного занавеса" и сформированного им весьма сложного и специфического отношения к иностранцам, "загранице". Тем не менее, два прошедших десятилетия принесли огромные перемены и в этой сфере. Не просто миллионы людей пришли в движение - но и сам факт такого движения уже вошел в сознание людей. Идет интенсивный процесс осмысления и оценки феномена в общественном сознании с тем, чтобы заполнить это "белое пятно" в радикально трансформирующейся "картине мира". Это необходимо и для того, чтобы выработать отношение, стратегии и модели поведения.

Процесс осмысления и выработки отношения происходит на разных уровнях:

в обыденном сознании;
в идеологической и политической сферах;
в научных исследованиях.

Принципиально важно то, что между этими уровнями нет непреодолимой границы, что идет активный процесс взаимодействия, взаимовлияния. Действует эффект сообщающихся сосудов. Эти процессы чрезвычайно важны - ибо от того, как будет осмысливаться роль и место мигрантов в обществе, во многом зависит траектория развития России: характер и темпы ее экономического развития, уровень конфликтности, социальной и политической стабильности, характер политического режима. Одной из стратегий осмысления проблемы и выработки отношения к ней становится мигрантофобия.

Мигрантофобия - неизбежная составная часть адаптационной реакции принимающего общества. Она стремительно и мощно вошла в уже существовавший ксенофобский комплекс, придала ему новое качество и размах. Иногда она принимает форму и прежде существовавших этнических, расовых или культурных фобий, часто и рассматривается в таком качестве. Однако в качестве "чужих", "чужаков" могут восприниматься не только представители этнически или культурно иных, чем принимающее общество, групп. Галина Витковская убедительно показала существование мигрантофобии в ее "чистом виде" - как реакцию отторжения, оценки в качестве "чужаков" русских вынужденных переселенцев и беженцев русским же принимающим обществом [1].

Феномен мигрантофобии - это сложная, многослойная и довольно противоречивая система. Свой вклад в ее формирование вносят как носители массового, обыденного сознания, так и идеологи, политики, даже ученые. Почвой для ее появления и функционирования становятся как вполне реальные проблемы, противоречия, конфликты, так и иррациональные страхи, фобии, предрассудки. На наших глазах стремительно формируются устойчивые стереотипы, которые становятся регулятором межнациональных отношений, а анти-иммигрантские настроения - мощным фактором политической мобилизации и борьбы за власть.

Важно посмотреть, как феномен внешних трудовых миграций осмысливается и оценивается в сфере мифов и стереотипов. Особенно мифов и стереотипов, относящихся к китайским мигрантам, вызывающих сейчас больше всего опасений и страхов. Эти категории понимаются здесь как сферы априорного, ненаучного/вненаучного знания. Стереотип - это, прежде всего, выработка отношения, не столько эвристический, сколько оценивающий взгляд и способ упорядочения социальной информации. Поэтому по условию, мифы и стереотипы не нуждаются в критике источников, в верификации, во внутренней логике и непротиворечивости отдельных постулатов. Это равноценный для человека способ познания мира (наряду с научным). И в таком смысле - это тоже социальная реальность.

Именно мифы и стереотипы, а не позитивное научное знание оказывают преимущественное воздействие на отношение общества и властей к процессу миграции и к мигрантам. Это сложные феномены, которые вобрали в себя и предшествующие пласты социального опыта, и разнообразные (в т.ч. взаимоисключающие) идеологемы, и вырванные из контекста научные знания, которые в этой ситуации радикально меняют свои функции, и наукообразные построения. Все это укладывается на базу обыденного сознания, бытовой ксенофобии и остатков "официального интернационализма", "комплекса иностранца" и т.д.

Анализ большого количества самых разнообразных текстов дает основание выделить в качестве "краеугольных камней" рассматриваемых конструкций "экспансию", "эксплуатацию" и "криминал".

Начнем с "экспансии".

Широко распространенно представление о китайской миграции как составной части, важнейшем инструменте экспансии как целенаправленного, спланированного и организованного процесса, осуществляемого государством и тотально мобилизованным и организованным через государства населением. Сами мигранты в этой конструкции предстают не отдельными людьми, частными лицами со своими мотивациями и свободой воли и выбора, а неотъемлемой органической частью, "щупальцем" государства. По целям выделяются территориальная, демографическая и экономическая экспансия.

В этом контексте работает старая и широко распространенная метафора "муравьи" [2], подразумевающая массовость, невычлененность, организованность и подчиненность общей воле китайцев. Эта метафора имеет и другое измерение: муравьи - возможно и разумные существа, но не люди. Они руководствуются не человеческой логикой и моралью, поэтому и отношение к ним может строиться вне этого контекста. Крайнее выражение такого подхода - рассуждения о проблеме китайских мигрантов и китайцев вообще в категориях "биомассы".

"У них есть план".

Широко распространен тезис о том, что существует "план" китайских властей по миграционной экспансии в Россию. Он включает в себя систему властной организации, планирования и регулирования. Реализуется через принуждение и стимулы (вплоть до финансового вознаграждения осевшим на постоянное жительство в России мигрантам). Этот тезис широко представлен и в СМИ, и в заявлениях чиновников и политиков, в работах ученых. Огромную роль в формировании этого взгляда сыграла первая, видимо, книга о китайской миграции в современную Россию, выпущенная в 1994 году такими авторитетными экспертами как Л.Л.Рыбаковский, О.Д. Захарова, В.В.Миндогулов. "Китай, имеющий огромные территориальные претензии к России, всячески стимулирует проникновение своих граждан на ее территорию и создание базы для легального существования. Одновременно экономическая деятельность китайских граждан приносит и колоссальные доходы ...Главной целью китайского проникновения в Россию вне зависимости от форм и каналов является интеграция в хозяйственную деятельность, приобретение недвижимости и земли, то есть создание экономических и правовых предпосылок для легального захвата территории ...Несмотря на то, что иммиграция китайцев на Дальний Восток России в настоящее время носит преимущественно нелегальный характер, существующая система проникновения обеспечивает процесс оседания и легализации нелегальных мигрантов" [3]. Все это при полном, однако, отсутствии всяких документальных подтверждений [4].

"Небольшими группами по сто тысяч человек в каждой".

Эта фраза из старых советских анекдотов времен советско-китайского военного противостояния - одна из основ представлений о демографической экспансии. Китайских мигрантов не может быть мало по условию - ибо не может быть мало китайцев вообще. Поэтому при немногочисленности населения России вообще и востока страны в особенности, китайцы просто поглотят местное население и станут большинством. Собственно говоря, уже поглощают. И чем дальше живут носители таких представлений от китайской границы, тем плотнее заселены в их глазах китайцами сибирские и дальневосточные города. В каком то смысле китайцы заменили здесь медведей, которые прежде стаями бродили по улицам этих самых городов.

Все эти годы самый обсуждаемый миграционный вопрос: "А сколько же у нас в России китайцев?" Точной статистики здесь нет и пока не предвидится. Причины очевидны: нелегальная составляющая, неэффективность госструктур, призванных считать мигрантов, незаинтересованность многих в получении реальной информации.

Разброс оценок: от 5 - 6 млн. человек до 300 тыс. в год. Причем максимальные оценки как появились в начале 1990-х гг., так и гуляют неизменно по страницам не только газет, выступлений официальных лиц, но и научных изданий до сих пор. Подсчеты серьезных ученых, утверждения пограничных властей о том, что цифры въезда-выезда расходятся всего на несколько процентов (а значит и нелегальная составляющая не так велика, как часто считается) просто игнорируются.

Многомиллионные оценки численности мигрантов уже "схватились", застыли, легли в основу массы идеологических построений и властных решений. Они подтверждены авторитетом научных и властных экспертов. Они необходимы - поэтому неискоренимы, принципиально выводятся из сферы научного анализа, критики источников, научных процедур работы со статистикой.

"От китайца может родиться только китаец" (П.Проскурин [5]).

Частью смертельной угрозы предстают смешанные браки, "брачная экспансия китайцев" - как инструмент демографической экспансии. Особенно угрожающей выглядит стратегия "брачной натурализации", при которой многочисленные нелегальные мигранты (а также их дети и родственники) обретают легальный статус через браки, в том числе и фиктивные. Имеющиеся подсчеты говорят о ничтожных объемах численности таких браков [6] - но это не имеет никакого значения для авторов таких конструкций. Главное же - никто не доказал, что "кровь" лежит в основе культуры, что китайцы не адаптируются и не ассимилируются и что те, в ком течет китайская кровь по условию "несут в себе мощный ген" "китайскости". Ссылки на дореволюционный опыт здесь не очень корректны, т.к. подавляющее большинство китайских мигрантов были тогда сезонниками и не обзаводились семьями, не оседали. Значит и слабо ассимилировались.

"Косовский вариант".

Уже в начале 1990-х годов формируется устойчивый миф о компактных поселениях китайцев на Дальнем Востоке, о том, что там есть уже немало населенных мест с преобладающим китайским населением. Чем дальше от Дальнего Востока, тем устойчивее такие представления. Масса вполне серьезных людей пишет и говорит о таких поселениях как об очевидном и несомненном факте. Не приводя, правда, их названий. А далее выстраивается стройная и леденящая душу картинка того, как эти китайские анклавы вначале потребуют себе автономии, а затем и "воссоединения" с Китаем.

Две произвольно выбранных иллюстрации на этот счет. В 1996 г. К.Э.Сорокин констатирует в качестве очевидного факта "растущую неконтролируемую "ползучую" миграцию китайцев в Россию (их в нашей стране насчитывается до 2 млн. человек), образование, особенно на Дальнем Востоке, не подчиняющихся российским законам "чайнатаунов", массовую незаконную скупку китайскими предпринимателями недвижимости к востоку от Урала при бездеятельности местных и центральных властей" [7]. В 2005 г. А.Храмчихин не менее твердо уверен, что "восток России (в лучшем случае пространство к востоку от Байкала, возможно - к востоку от Енисея, в худшем - к востоку от Урала) за пару десятилетий превратится в гигантское "Косово" ... Он будет заселен китайцами и в экономическом, финансовом и административно-политическом отношении станет частью Китая" [8].

Эксплуатация.

Здесь китайская тема вливается в общий комплекс представлений о том, что мигранты неизбежно и автоматически претендуют на ресурсы принимающего общества. Подразумевается при этом, что объем ресурсов изначально неизменен, поэтому появление новых людей автоматически отбирает их у старожилов. В этих рамках стоит лишь перечислить несколько наиболее распространенных клише относительно именно китайских мигрантов:

- они отбирают рабочие места у россиян,

- они вывозят/воруют наш лес, металлы и другие природные ресурсы,

- они вывозят капиталы из России.

Каждое из этих утверждений требует особого анализа. Важно посмотреть, насколько деловые практики китайских мигрантов выходят за рамки российского законодательства и реально функционирующих здесь норм и практик деловых взаимоотношений. Насколько мигранты в действительности претендуют на ресурсы принимающего общества - рабочие места, капиталы, сырьевые ресурсы, контроль над отдельными сегментами экономики. Насколько они сами являются ресурсом для принимающего общества - экономическим, культурным, демографическим. Насколько вообще рыночная городская экономика и ее ресурсы могут быть объяснены и поняты через представление об "игре с нулевой суммой"?

Криминал.

Не выбивается из общего комплекса миграционных мифов и представление об изначальной и тотальной криминальности китайских мигрантов, как и всех мигрантов вообще [9]. Специфика здесь лишь в том, что персонифицируют ее зловещие "Триады". Конечно, богатый опыт других стран, собственная, уже довольно большая практика, говорят о том, что процессы внешних трудовых миграций неизбежно включают в себя заметную криминальную составляющую. Стоит попытаться дать некую классификацию его составляющих.

- Прежде всего, это нелегальная миграция.

- Нелегальное использование иностранной рабочей силы.

- Заметная часть трудовых мигрантов занята в теневой экономике.

- Нелегальный вывоз капиталов.

- Массовое коррумпирование государственного аппарата.

- Импорт криминала.

- Трансграничная преступность.

- По каналам трудовой миграции может импортироваться политический и религиозный экстремизм, терроризм.

- Не получая защиты от государства, мигранты уходят под покровительство организованной преступности. Последняя, таким образом, принимает на себя функции государства, становится системообразующим общественным институтом. Результатом становится образование мафии, как "индустрии по производству и продаже покровительства" (по Д. Гамбетте) [10].

Однако криминальная репутация как мигрантов вообще так и отдельных мигрантских групп не подтверждается ни государственной статистикой, ни научными исследованиями. А криминальная оценка целых мигрантских групп и сообществ приводит к распылению усилий правоохранительных органов, что радикально снижает их эффективность. Если в каждом мигранте представители этих органов будут видеть преступника, реальные нарушители законов могут спать спокойно.

Механизмы и способы мифостроительства.

Один из распространенных способов я назвал бы "пирамидой" - по аналогии с печально памятными МММ и "Хопром". Он опирается на взаимные перекрестные "экспертные оценки" журналистов, чиновников и ученых. Появляется, например, некая информация в газете со ссылкой на анонимных экспертов из соответствующих государственных структур (часто и просто так - без всякой ссылки). Ее воспроизводит (с подтверждающей или даже сдержанно-скептической интонацией) представитель научного сообщества. Получивший "научную санкцию" ("ученые пишут ...") тезис входит в инструментальный оборот ведомственных аналитиков и чиновников. Авторизированный ими, он используется уже как солидный и надежный источник в научных исследованиях. СМИ тиражируют авторитетные мнения ученых и практиков. И так - по кругу. И каждый новый круг взаимных ссылок делает утверждение все более солидным, непререкаемым: "всем известно и наука подтверждает, что ...". Именно так утвердилась в публицистическом, экспертном и даже научном обороте многомиллионная оценка численности китайских мигрантов в России, "сведения" о "китайских анклавах" на Дальнем Востоке или численности смешанных браков с участием китайцев.

Небольшая иллюстрация того, как действует эта "методика". Пугающие "прогноз-констатация" "брачной экспансии" у Л.Л.Рыбаковского, О.Д.Захаровой и В.В.Миндогулова практически мгновенно реализовались в анонимную экспертную оценку того, что "в Иркутской и Читинской областях около половины вступающих в брак мужчин составляют китайцы". Эту оценку несколько скептически, но без комментариев процитировал крупнейший специалист по экономике Китая В.Портяков [11]. Теперь уже со ссылкой на его авторитет оценка воспроизводится в прессе. В качестве безусловного факта все это используется в политике - и во время предпоследних выборов в Государственную Думу России лидер "Родины" И.Рогозин постоянно рассказывал байку о том, как некая дальневосточная старушка раз тридцать счастливо выходила замуж за китайцев и стала таким образом "инструментом их демографической экспансии". Губернатор Хабаровского края В.Ишаев решительно выступает против смешанных браков, т.к. "обеспокоен тем, что в регионе возникают компактные поселения китайцев, которые пытаются все больше влиять на экономическую и политическую ситуацию", а огромное количество китайцев хотят жениться на русских для получения вида на жительство [12]. Между тем, количество таких браков в городах Дальнего Востока и Сибири ничтожно и исчисляется буквально десятками. И найти точную статистику не представляет никакого труда. К тому же браки - не такой уж эффективный инструмент натурализации в российских условиях.

Широко распространена практика ссылок на анонимные авторитетные источники, введения в научный оборот оценок без описания методик их получения ("по нашим подсчетам ...", "существуют оценки ..." ).

Для масс-медиа особенно характерно выстраивание вербального и интонационного контекста: кричащие и броские заголовки даже для абсолютно спокойных и нейтральных текстов, использование алармистской ("экспансия", "вторжение", "оккупация", "посланцы Поднебесной") или ернически-издевательской лексики.

Очень распространенное явление - спокойное существование даже одного человека в двух абсолютно несовпадающих мирах представлений о проблеме. Типично, когда чиновник, отвечающий за ситуацию с мигрантами, оценивает ее как вполне нормальную в зоне своей ответственности ("у нас все под контролем") - но общее положение в этой сфере в стране как катастрофическое. Существует две картинки - одна опирающаяся на собственные наблюдения и здравый смысл и вторая - сформированная масс-медиа, заявлениями политиков, чиновников, просто авторитетных людей по описанной уже схеме финансовой пирамиды. Второй доверяют больше.

Это наблюдение соотносится с результатами некоторых социологических обследований. По одному из опросов ВЦИОМ (2002 год), 57,7% опрошенных русских респондентов ответили утвердительно на вопрос: "Как Вы думаете, представляют ли сейчас угрозу безопасности России люди нерусских национальностей, проживающие сейчас в России?". В то же время, на вопрос "Чувствуете ли Вы в настоящее время враждебность со стороны людей других национальностей?", 59,7% из них ответили "никогда" и 28,8% - "редко". По мнению Э.А.Паина, "это свидетельствует, во-первых, о том, что многие этнические фобии носят абстрактный характер; во-вторых, о сохранении пережитков традиционного сознания, характерного для империй, когда государство отождествляется с властителем и у него одни враги, а у подданных - другие" [13]. Возможна и более простая интерпретация - непротиворечивое совмещение в одном сознании двух взаимоисключающих картинок, о чем шла речь чуть выше.

Мигрантофобия и безопасность.

Мигрантофобия, будучи практически первой, почти рефлекторной реакцией на новую миграционную ситуацию, является вполне реальным фактором, снижающим уровень безопасности в России. Разгул скинхедов, убийства, погромы, драки и инциденты на национальной почве стали в современной России обыденностью. Последствия этого многообразны, но одинаково негативны.

Массовые анти-мигрантские настроения непосредственно воздействуют на политику государства, тем более, что их разделяет значительная часть чиновников и служащих силовых структур. В результате до сих пор нет последовательной миграционной политики, происходят постоянные и резкие колебания между поощрительными и запретительными мерами. Запретительные меры, направленные на "выдавливание" мигрантов, на ограничение миграционных потоков, ведут к экономическим и социальным трудностям, к тому, что эти потоки приобретают нелегальный характер.

Нарастающая волна погромов и насилий свидетельствует о неэффективности государства, не способного отстоять своей монополии на применение насилия, обеспечить безопасность и порядок. Открыто высказываются подозрения в том, что возможно оно и не очень стремится к этому. Все это ведет к дискредитации власти, а погромы подрывают основы государственности.

Мигрантофобия становится иногда инструментом решения ведомственных или местных задач в ущерб общегосударственным. Изучение и анализ реальной ситуации подменяется тогда мифами и стереотипами, что не позволяет принимать адекватные политические и управленческие решения. Это фактор радикального снижения эффективности функционирования государственного аппарата. Превращение мигрантов в "козла отпущения", виновника всех бед России (коррупции, воровства, экономических трудностей и социальной напряженности), использование этого клише в качестве инструмент идеологического и политического манипулирования и борьбы за власть отвлекает от поиска реальных причин.

Проявления мигрантофобии широко освещаются в зарубежной прессе, что способствует формированию негативного образа России. Образ страны в нынешних условиях имеет и вполне реальное, экономическое измерение и цену. Формируются анти-российские настроения в странах-донорах, иногда это ведет к проблемам в межгосударственных отношениях. Снижается миграционная привлекательность России, что ослабляет ее позиции на конкурентном рынке рабочей силы.

Создается кумулятивный эффект. Подпитываемые массовыми настроениями запретительные и анти-миграционные меры властей могут стать тормозом на пути экономического развития и, в свою очередь, усиливают соответствующие настроения в обществе. Это стимулирует ксенофобские комплексы в целом - что чрезвычайно опасно для полиэтнического Российского общества.

Таким образом, мигрантофобия - мощная угроза безопасности человека, общества и государства. Инструмент дестабилизации общества, ухудшения экономической и социальной ситуации, ухудшения геополитических позиций государства.

Примечания:

1. Витковская Г. Вынужденная миграция и мигрантофобия в России// Нетерпимость в России: старые и новые фобии/ Под ред. Г.Витковской и А.Малашенко. М.: Моск. Центр Карнеги, 1999. С. 151 - 191.

2. О "китайских муравейниках" писал, например, А.И.Герцен (Герцен А.И. Былое и думы// Герцен А.И. Сочинения: В 9 т. М.: ГИХЛ, 1967. Т. 6. С. 67 - 68).

3. Рыбаковский Л.Л. Захарова О.Д. Миндогулов В.В. Нелегальная миграция в приграничных районах Дальнего Востока: история, современность, последствия. М., 1994. С. 35 - 36.

4. Лукин А.В. Медведь наблюдает за драконом. Образ Китая в России в ХV11 - ХХ1 веках. М.: АСТ: Восток - Запад, 2007. С. 295 - 296.

5. Популярный писатель советской эпохи.

6. Владимирова Д.А. Смешанные браки россиян и граждан КНР в Приморском крае// Вестник ДВО РАН, 2005, № 2. С. 111 - 117; Дятлова Е. Брачные связи мигрантских меньшинств Иркутска в 1989 - 1998 годах (китайцы, выходцы с Северного Кавказа и Закавказья и Центральной Азии// Вестник Евразии. 2001. № 1. С. 30 - 46.

7. Сорокин К.Э. Геополитика современности и геостратегия России. М.: РОССПЭН, 1996. С.107

8. Храмчихин А. Желтое господство. Захват Китаем Сибири - не "страшилка". Поскольку другого выхода у него просто нет// Политический журнал. 2005, № 27. С. 61 - 64.

9. Миграция и безопасность в России/ Под ред. Г.Витковской и С.Панарина; Моск. Центр Карнеги. М.: Интердиалект, 2000. С. 267 - 328. Дятлов В.И. Внешние миграции и "новые диаспоры" в современной России: криминальный аспект// Проблемы борьбы с организованной преступностью и коррупцией: Сб. науч. тр. Вып. 2. / Науч. ред. А.Л.Репецкая. Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2004. С. 117 - 125.

10. Gambetta D. The Sicilian Mafia. The Business of Private Protection. Cambridge6 Harvard Univ. press, 1993.

11. Портяков В. Китайцы идут? Миграционная ситуация на Дальнем Востоке России// Международная жизнь. 1996. № 2, С. 82

12. Ишаев В.И. Китайские женихи оказываются фиктивными мужьями// Российская газета. 1999, 3 окт.; Китайцы на Руси// Известия. 2000, 26 янв.

13. Паин Э.А. Между империей и нацией. Модернистский проект и его традиционалистская альтернатива в национальной политике России. М.: Фонд "Либеральная миссия", 2003. С. 36 - 37

* Доклад выполнен в ходе работы по сетевому проекту "Трансграничные миграции и принимающее общество: механизмы и практики взаимной адаптации", осуществляемому в рамках программы "Межрегиональные исследования в общественных науках", реализуемой совместно Министерством образования и науки РФ, АНО "ИНО-ЦЕНТР (Информация, Наука, Образование)" и Институтом имени Кеннана Центра Вудро Вильсона, при поддержке Корпорации Карнеги в Нью-Йорке (США), Фонда Джона Д. и Кэтрин Т. МакАртуров (США). Точка зрения автора может не совпадать с точкой зрения доноров и организаторов Программы.